2017 № 1 (19)

Постструктурализм, хотя и ведет происхождение от структурализма, тем не менее подвергает коренному пересмотру все основные постулаты о языке и обществе как о знаковых системах. Постструктуралисты оспаривают утверждения главных теоретиков структурализма — Ф. де Соссюра и К. Леви-Стросса. В ходе коренного пересмотра традиционных способов философского и лингвистического теоретизирования они также подвергают сомнению другие крупные социальные теории, главным образом марксизм. Наиболее крупные представители постструктурализма — Деррида и Фуко. Основные направления «деконструкции» Дерридой прежней лингвистической теории заключаются, прежде всего, в исследовании значений лингвистических концепций различия соссюровских метафизических предположений о субъекте и языке, приоритете «речи» над «письмом»; а также в сомнительности письменного текста служить источником какого-либо «основания» для объективности или культуры. Ведь какое-либо постоянное определение для означаемого — совершенно неприемлемо, так как скрытые и новые смыслы всегда «скользят», «ускользают» сквозь другие смыслы, не оставляя возможности их окончательного определения. «В самой манере доказательств Деррида много позаимствовал у англо-американской лингвистической теории, „семантического анализа“, одним словом, у тех течений философской мысли, которые ведут своё происхождение, условно говоря, от Бертрана Рассела и Людвига Витгенштейна, лингвистических теорий речевых актов, опосредованных критической рецепцией феноменологии Гуссерля и Хайдеггера» [7, с. 12].

Подобно М. Фуко, Деррида пользуется методологическим инструментарием языкознания для интерпретации нового содержания, придавая ему иной, особый смысл. Грамматология изначально появилась как лингвистическая дисциплина, предметом изучения которой была взаимосвязь между письменными знаками и звуками речи. В постструктурализме Дерриды грамматология — теория, изучающая роль письменности в истории и культуре (также истории культуры). При этом в письменном языке обнаруживаются не строгие законы, а главным образом, случайности и нестабильности. В разных контекстах и окружениях разные слова имеют разное значение. По мысли Дерриды, именно грамматологии (её теоретико-методологическому аппарату) принадлежит главенствующая роль в обнаружении культурно-пространственной и временной ограниченности логоцентризма западной науки, традиционного детерминизма, обосновывающего универсальность общественных законов. «Самой структуре речи присуще то, что она может быть — или это так кажется — непосредственно ощущаемой в своём источнике. Кажимость не является здесь случайностью. Она относится к самому производству речи. Кажется, что между тем, что я говорю, и тем, что я слышу в качестве своей речи, не возникает никакого зазора, никакого искажения, пусть и зеркального. Немота и глухота образуют пару, и это вполне обоснованно. Поэтому и внутренняя речь, вовсе не высказываемая, не может быть случайным событием, производящимся время от времени — она составляет само условие речи. Следовательно, голос может выполнить это круговое возвращение начала к самому себе» [5, с. 326].

Деконструкция имеет явный психоаналитический аспект. Интересен вклад Лакана, Гваттари, напрямую связавших философию и психоанализ, рассматривающих психоаналитический аспект как неотъемлемую часть философии, требующую соответствующего толкования. К этой же проблематике относится соотношение понятия и образа в философии постструктурализма, с полным правом рассматриваемые не только с позиций философии, но также и психоанализа и даже клинической психиатрии.

Фактически каждый день мы встречаем материал для изучения и истолкования. С этим связано появление множества знаков и символов, образующих некую инфраструктуру, множественную внутри себя самой. Как это воспринимается интровертом, либо человеком, направленным в социум, ученым, писателем и т д. Воспримет ли сознание множественную инфраструктуру в материале восприятия. Восприятие и смысл знака зависит от того, воспринимает ли человек события в большей мере сознательно либо бессознательно, эмоционально либо рационально.

Грамматология — своеобразное, не становящееся наукой в её «метафизическом» понимании воплощение идеи деконструкции в литературной критике, одновременно приводящая доказательства и возможности, и невозможности себя самой, равно как и деконструкция.

Основным же объектом деконструкции для Дерриды становятся понятия метафизики. Логоцентризм по самой своей сути необычайно историчен и связан с определенным восприятием и трактовкой исторических событий как разворачивающихся последовательно одно за другим в некой линейной плоскости по законам литературного рассказа; традиционно история понимает время как разворачивающееся линейно и последовательно — на этой почве мы имеем метафизику наличия, перво-письмо, являющее собой не более чем знак смысла.

Нефонетическое письмо является формой абстракции, — иероглифическое письмо и глухое чтение в действии являются подобными производству экзегезы, так как языки для взгляда и слуха выступают в качестве знаков, а слух и взгляд усваивают информацию по-разному, так, что в полной мере разум выражает себя лишь посредством речи.

«Горизонт абсолютного знания — это стирание письма в логосе, возвращение следа в явленность, переприсвоение различия, свершение того, что в другом месте было названо метафизикой собственного (propre)», — объективирует Деррида [4, с. 145].

Историчным оказывается уже само письмо по своей сути — само письмо как таковое оказывается связано с восприятием истории как линейно-нарративным; — письмо в этом качестве является прямым отражением восприятия истории сознанием.

Деррида выражает это достаточно ясно: «Таким образом, наука о письме должна была бы искать свой предмет где-то в самих корнях научности. История письма должна была бы обернуться к началу историчности. Наука о возможности науки? Наука о науке, только уже не в форме логики, а в форме грамматики? История возможности истории, которая уже не была бы ни археологией, ни философией истории, ни историей философии?» [4, с. 146].

Автор концепции деконструкции, Деррида связывал упразднение главенствующей роли разума с трансформацией логоса, голоса, а также с потерей статуса мужского начала. Также исследователь отмечал культурную ситуацию «вторичности» и комментаторства текстов былых эпох, обнаруживающую и «перетасовывающую» остатки логических смыслов, заложенных в них предыдущими поколениями. Ролан Барт в сходной ситуации отмечает следующее: «Таким образом, письмо пережило все этапы постепенного отвердевания; сделавшись сначала объектом разглядывания, затем производства и, наконец, убийства, ныне оно пришло к конечной точке своей метаморфозы — к исчезновению: в тех нейтральных типах письма, которые мы назовём здесь „нулевой степенью письма“, нетрудно различить, с одной стороны, порыв к отрицанию, а с другой — бессилие осуществить его на практике, словно Литература, которая вот уже в течение столетия пытается превратить свой лик в форму, лишённую всяких черт наследственности, обретает таким путём большую чистоту, чем та, которую способно ей придать отсутствие всяких знаков...» [1, с. 52].

Деконструкция явилась центральным понятием, признаком и смыслом для постструктурализма, но также и основанием для постмодернизма. Для Дерриды, в противовес структуралистам, видевшим в языковой системе закон и порядок, полагавшим, что люди ограничены структурой языка, сведённый исключительно к «тексту» язык, напротив, стал воплощением беспорядка и нестабильности, так как он ни в чём не ограничивает субъекта. После завершения деконструкции становится ясным, что всё в конечном итоге сводится лишь к тексту.

Основной метод деконструкции: разборка-сборка, письмо — чтение текстов.

Деконструкция для Деррида — технический приём, состоящий в разъятии произведений западной метафизики, в выявлении свойственных им предпочтений тех или иных понятий (например, в произведениях «Ousia и gramme Примечание к одному примечанию из «Sein und Zeit», «Колодец и пирамида: введение в семиологию Гегеля»). Согласно Деррида, деконструкция не является анализом, синтезом или методом. Деконструкция определенной структуры — разложение на части, расслоение, рассмотрение, — определенная трактовка бинарных оппозиций европейской культуры (сущность — явление), (единичное — всеобщее), (голос — письмо), при которой требуется равноправие обоих членов этих оппозиций. Иногда деконструкция у Деррида принимает характер внесубъектного процесса, при котором происходит разрушение ранее установившихся структур. «Два шага деконструкции — переворачивание и реконструкция — производятся одновременно, сохраняя в то же время различия между собой».

«Переворачивание» (приставка «de») является на деле «преобразованием самой структуры иерархии» (Деррида), а «реконструкция» (re-construction, «переконструкция») — фактически реконструкция иерархии предикатов, понятий и обобщений, в результате которой появляются не предполагавшиеся ранее в «правилах игры» метафизики понятия.

Деконструкция совсем не означает деструкции определенной структуры произведения, не имеет также целью отказ от данных структур, не является демонтажем структуры текста. Деконструкция — демонтаж того, что уже демонтировано, иными словами, поиск ранее скрытых несоответствий, несообразностей, поиск иных, вторых и третьих смыслов; это пересмотр старой структуры, предварительная и стратегически привилегированная техника рассмотрения структур «крупным планом», никоим образом не предполагающая своей окончательности и всегда остающаяся предварительной. В процессе деконструкции, при сохранении связи с традиционной структурой, на деле происходит зарождение новых структур и смыслов. Не будучи ни отрицанием, ни разрушением старого, деконструкция является выяснением меры самостоятельности языка по отношению к своему подразумеваемому содержанию.

«Какое специфическое сопротивление философский дискурс оказывает деконструкции? Оно состоит в бесконечном господстве, которым, как представляется, его обеспечивает инстанция бытия (и) собственного; оно позволяет ему интериоризировать любой предел как сущее и как сущее в качестве его собственного», — пишет Деррида [5].

С точки зрения философской науки деконструкция в методологии постструктурализма говорит о том, что любое высказывание для его адекватного и правильного понимания должно быть приведено к тому контексту, откуда оно было взято изначально, где оно зародилось, проанализировано применительно к той среде, где оно возникло и сложилось, а также в связи с другими высказываниями, наряду с которыми оно было совершено, и должен быть уточнен его полемический смысл и цель. «В этом возвращении звукового круга источник предстает перед собой в качестве себя только в тот момент, который уже не момент, а секунда, которая едва ли секунда мгновенного испускания, когда начало дает себе принимать то, что оно производит. Источник принимает, принимает себя, прерывает кругооборот только для того, чтобы его насытить. Разрывается ли круг только в зазоре, в конечном счете неопределимом и едва ли вероятном, между внутренним голосом и действительно издаваемым голосом? Подобный зазор и в самом деле остается не схватываемым в лингвистических, поэтических или феноменологических терминах. Ни в форме, ни в содержании определенного высказывания мы не могли бы указать на внутреннее различие между фразой, которую я произношу здесь, теперь, вслух, фразой, которая вскоре обернется тем молчанием, из которого она выходит, заглушаясь в моем голосе или на странице, и той же самой фразой (курсив мой. — Е.С.), удержанной во внутреннем пространстве — вашем или моем» [5, с. 328].

В связи с этим уместно упомянуть лингвистическую гипотезу Сейпера-Уорфа, согласно которой прямой перевод с языка на язык невозможен как таковой. Согласно данной гипотезе, смысл даже самого простого слова определяется не самим предметом или явлением, но в исключительной степени языковым контекстом, в котором это слово находит применение, так как слова имеют в различных языках совершенно разные коннотации.

Деррида утверждает, что все определения понятия деконструкции являются заранее ошибочными либо по традиционной форме логического суждения, либо в форме констатации. Деконструкция, не являющаяся ни критикой в любом из ее значений, ни методом, не принадлежащая какому-либо субъекту (индивидуальному или коллективному), в рамках которой собственно философский язык подвергается структурному психоанализу, является «игрой текста против смысла» и сама подлежит процессу деконструкции. Ее девиз: «Единственно возможное изобретение — изобретение невозможного».

Открытая система понятий деконструкции предполагает стандартный механизм изъятия-восполнения с его знаковым замещением. Эпоха приравнивается тексту, а ее истолкование — чтению. Логос и логоцентрический аспект, занимавшие центральную позицию в эпоху метафизической философии, сами становятся объектом знаковой рекурсивной игры, подменяющей понятия и располагающей их в иной последовательности. На передний план выходит грамматология, роль которой в метафизике оказывается двояконаправленной: она и расширяет ее границы, и отрицает ее. Знак оказывается одновременно и означающим, и означаемым. Возникают деконструктивные ряды, восходящие на метауровень таким образом, что постметафизическая философия оказывается в действительности метафилософией и ее собственный механизм изъятия-восполнения, переходя на метауровень, действует как структура, выходящая за рамки языка и механизмов метафизики. Следовательно, сознание и, прежде всего, сознание философское начинает мыслить себя изнутри, так что восполнение становится необходимым условием сознания с его взаимообусловленной трансформацией и становлением пространства временем и времени пространством. Единство становится матрицей новой философии, мета-философии как выхода в нерасторжимое герменевтическое синтез-пространство эпохи постмодернизма.

Философия эпохи постмодернизма расширяет свои границы в значительной мере за счет лингвистики, заимствуя у поэзии метафору и обращаясь с научным текстом как с литературой. Таким образом, «заигрывая» с поэзией, иными словами, переводя философию на ее язык, мы получаем новое прочтение философских текстов, не вполне отвечающее научным канонам, зато открывающее для нас абсолютно новые грани прочтения и интерпретации разворачивающихся градуальных схем новых значений. Таким образом, философский текст, приобретая свойства художественного, оказывается на границе привычного восприятия научного текста и текста литературного. Мы оказываемся в двоякой ситуации его прочтения и интерпретации как научного, так и художественного с равной возможностью и логической обоснованностью применения и смены сеток символов означаемого-означающего и их смысловой рекурсией в рамках продолжающейся языковой игры.

Барт говорит: «Любой язык способен оставаться метаязыком описания лишь до тех пор, пока сам не станет языком-объектом для другого метаязыка; именно эта судьба постигла позитивизм, ставший в нашем столетии не только объектом полемики, но и, главное, предметом историко-культурного объяснения и исследования. Сменяя друг друга в истории, метаязыки способны надстраиваться друг над другом до бесконечности, ибо они суть точно такие же порождения культуры, как и любые другие социальные феномены; ни один ученый не должен воображать, будто говорит от имени субстанциональной истины, ибо любая наука, включая, разумеется, и семиологию, в зародыше несет собственную гибель в форме языка, который сделает ее своим объектом» [3, с. 160].

Если метафизика необходимым образом включает в себя логоцентризм, то, рассуждая логически, инфляция знака языка влечет за собой необходимую инфляцию метафизики. В недрах метафизики и деконструкции знак получает разное значение, разную интерпретацию, и прежде всего это касается знаков письма, речи и языка. Коррелируя должным образом с феноменологией, не становящиеся внутри себя предметы, не складывающиеся в процессе восприятия вещи и явления становятся объектами игры инфляционной рекурсии знакового поля, не образующими полнозначную категорию наличия, присутствия в самих себе. Тропы метонимии деконструкции — пары противоположностей «изнанка-поверхность», «пропасть-рисковать, выслеживать» — получают двойное прочтение в рамках языковой игры, унаследовавшей от феноменологии моментную конструкцию непосредственного спонтанного восприятия, обогатив ее как языковыми коннотациями, так и сложившимся в лингвистике аппаратом понятий и схем.

Происходит деконструкция метафизики с ее обозначением и последующим осмыслением разницы письма и значения звучащего и зафиксированного смыслов и их вероятностной дальнейшей рекурсией.

Деррида называет разговорный язык «очень сложной структурой, которая фактически всегда содержит указательный слой» [6, с. 31] Анализируя исследования Гуссерля, Деррида приходит к выводу, что последний находится в поиске выражения либо (ре)конструирования чистого логоса, не замутненного последующими множественными наслоениями смыслов, находящегося ближе всего к предтрансцендентальному сознанию и области интуиции.

Конструирование и становление идеальных объектов является операцией чистого логоса в его предтрансцентентальном модусе; Гуссерль, согласно Деррида, находится в поиске категорий становления чистого логоса, если не факта, то интенции становления этого чистого предтрансцендентального логоса.

Очевидно, что Деррида по-своему прочитывает и истолковывает гуссерлевские изыскания; комментирует его тексты, становясь при этом в полной мере самим собой, отыскивает в них свое и делается благодаря их анализу даже больше самим собой, чем при создании собственных текстов.

Так, представление о внутреннем пространстве трансцендентального феноменологического идеализма и его отношении к внешнему складывается из ряда факторов интенционального сознания, «оценивающего» критерии объективности объекта и объективности в присутствии внутреннего становления пространства изнутри, путем операции редукции существующего мира, главным образом изнутри.

Список литературы

1. Барт Р. Нулевая степень письма // Семиотика. М.: Радуга, 1983.
2. Барт Р. Система моды. Статьи по семиотике культуры / Пер. С.Н. Зенкина. М., 2003.
3. Барт Р. Основы семиологии // Структурализм: «за» и «против». М., 1975. С.114—163.
4. Деррида Ж. О грамматологии / Пер. с фр. Н. Автономовой. М.: Ad Marginem, 2000.
5. Деррида Ж. Поля философии / Пер. с фр. Д. Кралечкина. М., 2012. URL: http://bookish.link/filosofiya-fundamentalnaya/polya-filosofii.html
6. Деррида Ж. Голос и феномен и другие работы по теории знака Гуссерля. СПб.: Алетейя, 1999. 208 с.
7. Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996.