2017 № 4 (22)
Рост сложности мира в культуре
Тема, вынесенная в заголовок статьи, стара как Мир Культуры, сложившийся после наступления так называемого Осевого времени. Того самого, которое Карл Ясперс выделил в истории человечества как время, с которого на смену мифологическому мировосприятию приходит мировосприятие рациональное, философское, сформировавшее тот тип человека, который существует и поныне. Ясперс датирует наступление Осевого времени 800–200 годами до нашей эры. По его мнению, все учения Осевого времени (которые в измененном виде существуют до сих пор) отличаются рационализмом и стремлением человека к переосмыслению существовавших до этого норм, обычаев и традиций [27, c. 32–50].
Вот тогда и начинаются попытки лучших умов человечества докопаться до истоков того, что есть человек и откуда он взялся на Земле. Нельзя сказать, что эти попытки изначально носили сугубо рациональный характер — в нашем современном понимании того, что есть рациональность как таковая. Ведь именно в Осевое время наряду с прочими и очень существенными изменениями общественного сознания сформировались и все основные мировые религии, и трактуемое в их рамках «происхождение человека» с сегодняшних позиций рациональным назвать трудно. Но собственно эволюционистский взгляд на Мир, и особенно на Мир Культуры, начал формироваться с наступлением Осевого времени, и хотя и не скоро, а только примерно через две с лишним тысячи лет стал доминирующим — по крайней мере, в мировосприятии западной культуры. А оно, пусть только для части западного общества, из просто рационального постепенно становилось научным.
Итак, мы, пребывая в рамках современного научного мировосприятия, а, стало быть, и рационального мышления, видящего Мир эволюционистски, по-прежнему пытаемся понять, каковы были причины и движущие силы, выделившие в общем потоке эволюции Живого на Земле ветвь существ, пришедших в конечном счете к обладанию Разумом. И, тем самым, выпавшую из общего эволюционного потока Мира Живого, поскольку эта ветвь начала формировать совершенно новый, свой мир — Мир Культуры. А главной характеристикой этого последнего является его структурная «надстроенность» над Миром Живого, или точнее — над всем Миром Природы, которая выражается в том, что Мир Природы, включая и Мир Живого, служит для Мира Культуры, построенного носителями Разума, энергетической базой, опираясь на которую Мир Культуры создает свое «тело».
Все только что сказанное давно осмыслено в рамках тех дисциплин, которые занимаются антропогенезом. И потому некогда общий термин «антропогенез» в наше время стал применяться в основном к биологической стороне этого процесса. Когда же речь идет об изучении становления рода человеческого во всей его полноте, то в научном обороте пользуются терминами «антропосоциогенез» и даже «культурогенез». Последний тоже вполне адекватен рассматриваемой проблеме, ибо еще в первой половине XX века многим исследователям стало понятно, что человек со своим разумом и культура того сообщества, в котором он родился, вырос и существует, категорически неотделимы друг от друга. Они не существуют друг без друга и не могли зародиться и эволюционировать друг без друга [1, 13, 14].
К настоящему времени по проблемам антропосоциогенеза и культурогенеза, как по отдельным их сторонам, так и в целом, написаны библиотеки. Тем не менее, практически никто из исследователей не считает, что весь этот комплекс проблем решен полностью, то есть что нам все понятно как относительно фактического протекания этого процесса в пространстве и времени, так и относительно причин самого его возникновения. Или, говоря другими словами, нам не хватает понимания тех сил и причин, которые послужили основанием отделения от общего эволюционного древа Живого той ветви, которая привела к формированию Человека Разумного и его Мира Культуры. Более того, приходится констатировать, что накопление эмпирического материала, поставляемого археологией и палеоантропологией в последние десятилетия, равно как и совершенствование естественнонаучных методов датирования культуросодержащих слоев и исследование древних остеологических материалов генетическими методами, отнюдь не способствовало формированию некоей единой и четкой картины антропосоциогенеза, признаваемой всем научным сообществом в качестве абсолютно достоверной. Все происходит с точностью «до наоборот»: картина антропосоциогенеза все больше расплывается и в пространстве, и во времени. Равно как расплываются и границы между этапами формирования видов в роде Homo, а вместе с ними — и границы между этапами палеолитических культур, что побуждает многих исследователей выдвигать все новые концепции антропосоциогенеза или, по крайней мере, существенно модифицировать уже существующие [4, 5].
Свою лепту в «расплывание» границ антропосоциогенеза вносит еще одно, ставшее сегодня общепризнанным в научном сообществе, утверждение, которое, казалось бы, должно было способствовать уточнению этих границ. А именно, ныне считается неоспоримым, что культура, будучи адаптивной внебиологической системой (системой выживания), видоспецифической только для Человека Разумного [25], одновременно является системой знаковой и символической. А потому главным видовым признаком Человека Разумного является владение высшей формой знаковой системы — членораздельной осмысленной речью [3]. Именно она лежит в основе человеческой коммуникативной системы, без которой невозможен процесс формирования из стада — социума, и одновременно эта система — основа присущих только социуму мыслительных процессов, представляющих собой внутренний диалог [11, с. 151–153). Диалог, позволяющий оторвать — перевести в ментальную форму — образы внешнего мира от него самого и оперировать ими в произвольной форме. В конечном счете, все эти присущие Человеку Разумному качества и порождают Мир Культуры [5; 26, с. 75–101].
Беда, однако, заключается в том, что это утверждение никак не уточнило ни времени становления собственно Человека Разумного — индивида, владеющего языком и речью — в ряду прочих гоминидов, ни того, что можно и нужно считать побудительными причинами формирования этого специфического качества и механизмами, обеспечившими течение этого процесса.
Таким образом, можно констатировать, что базовые проблемы антропосоциогенеза и, соответственно, культурогенеза на сегодня по-прежнему остаются нерешенными и актуальными для современного человека. Осознание этого обстоятельства побуждает подойти к ним с несколько иных исследовательских позиций, выходящих за рамки принятых в традиционных дисциплинах, которые занимаются указанными проблемами.
Прежде всего, необходимо определиться с основными понятиями, которыми предлагается оперировать в дальнейших рассуждениях. Опорным среди них является термин «информация». Как известно, уже к середине XX века он получил широчайшее распространение в научно-технической сфере и параллельно проник в сферу естественнонаучную, а затем — в гуманитарную, так как стало понятно, что с его помощью могут быть адекватно описаны многие процессы, протекающие как в природных системах, в том числе живых, так и в культурных. Однако довольно скоро стало очевидным, что разными исследователями он понимается по-разному, поэтому многие теоретические построения, оперирующие им как понятием базовым, могут иметь разную трактовку, что всегда считалось недопустимым в «строгих» областях знания, и уж подавно — в тех инженерных разработках, которые на эти области опираются. Все это породило объемную многолетнюю дискуссию о значении термина «информация», в которую втянулось огромное количество специалистов разных дисциплин, от математиков и инженеров-кибернетиков до биологов-генетиков, культурологов, философов и даже искусствоведов. Эта дискуссия не прекращается и по сей день. В итоге на сегодня существует несколько десятков, если не сотен, определений этого термина. На тему, что есть информация, написаны тысячи работ, в том числе включающих и обширные обзоры позиций разных исследователей [8; 19; 20; 21; 23; 24], и у нас нет необходимости в эту дискуссию углубляться. В дальнейших рассуждениях мы будем пользоваться тем определением, которое автору настоящей работы представляется по многим причинам наиболее адекватным и имеющим сегодня массу сторонников среди специалистов, работающих в самых различных научных дисциплинах. Согласно этому определению, информация есть третья базовая составляющая нашего мира наряду с двумя другими, материей и энергией. Она — структура любого «тела» этого мира, в том числе и «тела» человеческой культуры.
Следует уточнить. «Тело» культуры — это не только ее материально-энергетическая составляющая, включающая всю системную совокупность артефактов, в том числе и сугубо символических, но в значительнейшей степени — ее ментальная сфера. Последняя же, как это понимают сегодня некоторые исследователи-культурологи, есть самостоятельная виртуальная система. И, как любая система, она не сводится к простой сумме своих элементов, каковыми в данном случае являются менталитеты — сферы сознания — людей-носителей данной культуры, а нечто большее и, возможно, обладающее определенной самостоятельностью и стремлением к самосохранению среди других культур [14; 26]. Так вот, именно ментальная сфера «культуры людей Земли» является системой чисто информационной, хотя ее носители — центральные нервные системы людей, их мозг — разумеется, являются объектами физическими.
С учетом сказанного предлагается рассмотреть антропогенез с информационных позиций, поскольку именно на этом пути можно получить новое видение некоторых его ключевых моментов, до сих пор считающихся неясными. Для этого следует пояснить некоторые черты «поведения» информации, понимаемой как структура любого материального объекта.
Во-первых, важно понять и принять следующее определение: сложность объекта — это количество информации, заложенной в его структуре. Любое живое существо способно считывать свойства окружающих его объектов среды обитания, т. е. получать информацию об их структуре в той мере, в которой это необходимо для его собственного выживания. Человек же, носитель Разума, способен еще и произвольно оперировать полученной таким образом информацией, строя на ее основании виртуальные модели этих объектов. И сложность этих моделей — в том числе выражающихся в их словесных описаниях — будет пропорциональна сложности самих объектов.
Во-вторых, информация, как вещество и энергия, способна «перетекать» оттуда, где ее больше, туда, где ее меньше, а никак не наоборот. Это совершенно очевидно, когда речь идет об информации, циркулирующей внутри человеческой культуры в виде потока сведений о чем угодно: она может перетекать оттуда, где нечто знают, — туда, где этого не знают. Но на самом деле это утверждение относится и к любым живым физическим объектам нашего мира: в отличие от объектов доживого уровня организации, они тоже способны активно обмениваться информацией, и понятно, что и среди них информация будет перетекать оттуда, где ее больше, туда, где ее меньше, скажем, через обучение по принципу «Делай, как я!». Обобщая сказанное, можно сформулировать утверждение: для протекания информационных процессов в мире необходима «разность информационных потенциалов». Из этого простого и почти очевидного обстоятельства, как будет показано ниже, вытекает следствие, имеющее прямое отношение к рассматриваемой в данной работе проблеме.
Наконец, в-третьих, наш физический мир, наряду с прочими закономерностями, на основании которых он формируется и существует, подчиняется так называемому Второму началу термодинамики, или, что то же самое, Закону неубывания энтропии, согласно которому эволюция этого мира — если считать, что он в целом является энергетически закрытой системой, поскольку он есть весь мир, и вне его ничего нет — может идти только в сторону роста энтропии. То есть, «от сложного — к простому», поскольку энергия, заключенная в его структурах любого уровня организации, от атомного до космологического, всегда распространяется от более «энергичных» локусов пространства к менее «энергичным», тем самым рассеиваясь, выравниваясь по всему объему Вселенной (коль скоро она и есть весь мир), что в космологической перспективе грозит ей «тепловой смертью». Однако, фактическое изучение нашей Вселенной показывает, что на самом деле в ней есть «антиэнтропийные силы», препятствующие рассеиванию вещества и энергии по всему объему пространства, главной из которых является гравитация. Именно она создает те огромные скопления материи планетарного и звездного масштаба, в которых формируются колоссальные «разности потенциалов» и, тем самым, ярко выраженные градиенты по массе физических параметров — по температуре, давлению, плотности, напряжению физических полей и т. п. А именно это, согласно современным синергетическим воззрениям, и необходимо для «запуска» процессов формирования «из простого — сложного» на всех уровнях организации материи [22].
При этом никакие процессы, идущие в этом Мире, не приводят к формированию «из простого — сложного» сами по себе. Все они, в силу Второго начала термодинамики, идут в сторону распада сложных структур, т.е. «от сложного — к простому». И только наличие в некоторых локусах пространства «антиэнтропийных сил», работающих против него, способствуют формированию в этих локусах систем, наращивающих сложность своих структур из «простых» элементов. Таким образом, как следует из человеческого опыта изучения Мира Природы, существуют и некие локальные «антиэнтропийные силы», действующие на планетарном уровне, что способствует «прогрессивной» эволюции вещества. Например, на планете Земля — в сторону роста сложности ее структур (фактически, в сторону концентрации в них большего количества информации) вплоть до образования на ней Мира Живого, а на каком-то этапе этой эволюции — и Мира Культуры. Рассмотрим, какие именно «антиэнтропийные силы» привели к появлению на Земле Живого, а затем и Разумного, и, тем самым, «надстроили» над Миром Природы Мир Культуры.
«Антиэнтропийная сила» в Мире Живого проявляется в естественном отборе. Это своеобразный «экзамен», непрерывно устраиваемый некоей «антиэнтропийной силой» всему Живому, который можно рассматривать как «информационное» мероприятие, ведущее к повышению сложности живых структур. «Горлышко отбора», как совокупность экстремальных «экзаменационных» вопросов, пройдут те виды, генофонд которых, представленный в совокупности их несколько отличных друг от друга фенотипов (особей), несет в себе информацию, достаточную для преодоления «экзаменационного» рубежа хотя бы частью из них. Кто не выдержит «экзамен» на адекватность реакций на внешнюю среду, тот будет элиминирован из данной среды. Понятно, что именно таким образом и идет «информационная» эволюция: неактуальная информация постепенно выбывает из генофонда биосферы, а актуальная, получаемая за счет мутаций и рекомбинаций генофонда, закрепляется.
Теперь поясним, как эти общие принципы работы «антиэнтропийной силы» реализуются в биосфере. Любой биогеоценоз для каждого из входящих в размещенную на его территории экосистему видов и является такой «антиэнтропийной силой», поскольку автоматически подвергает его воздействию всех абиотических и биотических факторов вмещающей среды, так как ею и является. И в зависимости от того, насколько адекватно данный биологический вид на них реагирует, он займет соответствующее место внутри структуры данной экосистемы, т.е. будет занимать соответствующую страту в трофической пирамиде (пирамиде питания) — продуцента (растения), консумента какого-либо порядка (растительноядного, хищника, всеядного), или деструктора (почвенного организма). А в своей страте трофической пирамиды — экологическую нишу, соответствующую своим «способностям» к питанию, обороне и самовоспроизводству [15]. Или он будет элиминирован, если вообще не сумеет адекватно отреагировать на «вызовы» вмещающей среды. Другими словами, относительно каждого вида, входящего в биогеоценоз, последний в качестве «антиэнтропийной силы» осуществляет естественный отбор. То есть, осуществляет определенную «программу сепарации», которая и структурирует экосистему, обитающую на данной территории, расставляя входящие в нее виды «по своим местам». И она же, со всей совокупностью абиогенных и биогенных факторов, является «экзаменатором» видов в указанном выше смысле.
Биогеоценоз может осуществлять «программу сепарации» входящих в него видов, потому что он сам структурно сложнее, а потому информационно «богаче», чем любой входящий в экосистему вид, поскольку как целостная система «надстроен» над всей их совокупностью. Но можно ли действием таких «антиэнтропийных сил», каковыми являются биогеоценозы и их экосистемы, составляющие биосферу Земли, объяснить «прогрессивную эволюцию» в Мире Живого, т. е. идущую в сторону усложнения его структур?
Возможность «прогрессивной эволюции» требует в качестве непременного условия открытость эволюционирующей системы, как в энергетическом, так и в информационном отношении. Разумеется, биосфера Земли — энергетически открытая система, поскольку приток лучистой энергии Солнца и приток вещества из недр планеты — факторы, действующие постоянно, пусть и с эпохально разной интенсивностью. Кроме того, не вызывает сомнений, что в биосфере Земли как в целостной саморегулирующейся системе, стремящейся к некоему положению «внутреннего» равновесия, существуют гигантские возможности для практически непрерывной и тянущейся сотни миллионов лет рекомбинации генетического материала, которая, собственно, и обеспечивает огромное разнообразие фенотипов всей совокупности видов Живого. Именно она и обеспечивает «прогрессивную эволюцию» Мира Живого, которую мы наблюдаем по палеонтологическим материалам. Но принципиальный вопрос: можно ли утверждать, что «прогрессивная эволюция», т. е. эволюция в сторону усложнения живых структур, может идти бесконечно?
Как сейчас представляется, ответ должен быть отрицательным. Ни одна система без притока информации извне не может путем сколь угодно длительной и разнообразной по конкретным проявлениям рекомбинации элементов и блоков своей структуры в принципе создать «внутри себя» структуры сложнее, чем она сама как целостность. И понятно, почему: у нее для этого нет информации. Другими словами, самое сложное, что может сделать некая информационно закрытая система, способная к саморепликации, метаболизму и саморегуляции, т. е. система живая, — это максимально структурировать самое себя, если у нее на это хватит энергии, выступая относительно своих элементов и блоков в качества «антиэнтропийной силы» на каждом из уровней своей структуры.
При этом любая экосистема, как говорилось выше, является «антиэнтропийной силой» для входящих в нее видов, поскольку в целом она структурно сложнее, значит, информационно «богаче» любого из них. Но по тем же причинам планетарная биосфера в целом играет ту же роль относительно любой входящей в нее экосистемы. Но если Земля — информационно закрытый локус пространства, то относительно планетарной биосферы нет среды, информационно более сложной, чем она сама! Более того, биосфера планеты не может даже «до конца» — до включения в собственную структуру всех своих элементов и блоков — структурировать саму себя, если относительно нее нет внешней «антиэнтропийной силы» с такой «программой сепарации», которая «заставила» бы систему это сделать под давлением «программы», т. е. под давлением всей совокупности факторов внешней среды. Иначе говоря, любая информационно закрытая система при отсутствии дестабилизирующих энергетических воздействий может прийти к состоянию некоего динамического равновесия, но в полном смысле слова единым организмом стать не сможет. И все это находится в прямом соответствии со Вторым началом термодинамики и имеет прямое отношение к биосфере Земли, если считать ее энергетически открытой, но информационно закрытой системой.
Между тем, последнее утверждение вызывает определенные сомнения в своей истинности. Дело в том, что «прогрессивная эволюция» в земном Мире Живого привела-таки к появлению в нем вида, в некотором смысле структурно и функционально более сложного, чем планетарная биосфера в целом — Человека Разумного. Уточним: сложность структуры любой живой системы, в том числе и наделенной разумом, проявляется в богатстве и разнообразии реализуемых ею функций. Понимая это, нетрудно убедиться в том, что при рассмотрении взаимодействия Мира Живого и Мира Разумного, а точнее — Мира Культуры, как его объективации «вовне», последний в этом взаимодействии проявляет себя явным «победителем»: Мир Культуры способен извлекать из Мира Природы — в том числе и из собственно Мира Живого — энергию и информацию, необходимую для поддержания собственного существования и развития, а Мир Живого из Мира Культуры — нет. Больше того, мы знаем, в чем именно проявляется структурная и функциональная сложность Разумного по сравнению с просто Живым, в том числе и Живым, наделенным Рассудком. Это сложность проявляется в наличии у Разума еще одного уровня накопления и обработки информации — собственно ментального. Именно на этом уровне возможна реализация двух функций, которые не существуют в Мире Живого.
Так, в ментальной сфере идет активнейшее накопление информации из внешней среды, т. е. ментальная сфера Мира Культуры — это, прежде всего, ее память, причем память в некотором смысле оперативная, содержание которой легко доступно носителям Мира Культуры. В отличие от памяти Мира Живого, каковой является его генофонд, недоступный самому Живому для произвольного оперирования содержащейся в нем информацией. Понятно, что, поскольку Разумное — это тоже Живое, то оно обладает и этим видом памяти, и на тех же «правах», что и остальное Живое. Но собственная память Разумного — это еще одно устройство для накопления информации, мемофонд Разумного, «надстроенный» над его генофондом и обладающий совершенно особыми качествами. В ментальной сфере возможно свободное, произвольное (что не означает — немотивированное!) оперирование образами Мира, в том числе и выраженными в чисто знаковых, языковых формах. Это позволяет Разуму расщеплять целостные образы Мира на отдельные составляющие, а затем рекомбинировать их сколь угодно разнообразно, вплоть до получения новых, полезных в каком-нибудь смысле, ментальных конструктов. А они, в свою очередь, могут быть объективированы Разумом в новых же материальных объектах — артефактах, системная совокупность которых, собственно, и составляет объективированный Мир Культуры.
Наконец, главное качество, радикально ставящее Разумное над Живым, поскольку оно порождено наличием у Разумного «ментальной сферы»: только Разумное осознает само себя как нечто отдельное от всего остального Мира Природы. Иными словами, только существо, обладающее Разумом, способно сказать о себе — и себе самому, и другим Разумным — «Я есмь!», т.е. оно одно обладает свойством саморефлексии, которое, собственно, и ставит его в собственном сознании «над» Миром как таковым, причем виртуально, информационно, что не отменяет его свойств как вполне физического существа. Можно ли предположить, что Мир Живого планеты Земля мог эволюционным путем породить Мир Разумного — структуру более сложную, несущую в себе большее количество информации, чем он сам? Ответ, очевидно, должен быть следующим.
Либо планета Земля есть информационно закрытая (изолированная) система, и формирование на ней Разумного является свидетельством наличия в каких-то ее структурах латентной (потенциальной) информации, которая в процессе эволюции планеты при определенных условиях смогла, наконец, реально материализоваться в структурах Разумного. Но тогда Земля в целом должна быть признана метаразумным объектом Вселенной, коль скоро она способна создать «внутри» себя среду, достаточно информационно богатую для формирования в ней Разума. И тогда мы не можем себе представить, что именно можно считать той «антиэнтропийной силой», которая смогла создать условия, поднявшие уровень организации материи на Земле с уровня Живого на уровень Разумного.
Либо планета Земля является информационно открытой системой, относительно которой имеется некая внешняя среда, например, какой-то другой локус пространства, в котором имеется информация, достаточная для формирования на планете Разума. И имеется некий «канал связи» между Землей и тем локусом пространства, где эта информация циркулирует, по которому осуществляется ее приток на Землю, обусловленный «разностью информационных потенциалов» между ними. Но в таком случае представление Земли в качестве метаразумного объекта оказывается излишним, а статус метаразумного должен быть приписан этому внешнему локусу пространства или какой-то другой внешней среде.
Понятно, что на сегодняшнем уровне наших знаний указанная дилемма доказательного разрешения не имеет — кроме тех принципиальных соображений, которые были только что изложены, и к детальному рассмотрению которых мы вернемся ниже. И потому нам остается лишь попытка осмыслить те закономерности, которые определяют ход развития как Мира Живого, так и Мира Культуры, порожденного Разумом.
На сегодня этапы становления и развития человеческой культуры в общих чертах известны. Разум, пусть и за огромный по человеческим меркам, но ничтожный по общебиологическим промежуток времени, прошел путь, достаточно заметный: тот, который зафиксирован в археологических и палеоантропологических материалах. А на последних своих этапах — и по материалам историческим, т. е. по дошедшим до нашего времени письменным документам. Поэтому представляется необходимым понять, какие силы и причины обеспечивали «прогрессивную эволюцию» Мира Культуры с момента его зарождения и до современности. Любой отбор, производимый на некоей хаотической массе вещества, элементы которого обладают набором разных свойств, по некоей «программе сепарации», разделяющей эти элементы по их свойствам, есть работа «антиэнтропийной силы». И она всегда приводит к усложнению структуры этой массы вещества, или, другими словами, к организации «порядка из хаоса». А вот кто или что в каких-то конкретных условиях играет роль «антиэнтропийной силы», надо выяснять «по месту», поскольку это не всегда очевидно, а иногда и совсем непонятно. И теперь необходимо объяснить, что такое «антиэнтропийная сила» в Мире Культуры.
Прежде всего, надо выяснить, что она такое в главной деятельности Разума — в деятельности мыслительной. Человеческий разум в целом есть тоже «антиэнтропийная сила» относительно той совокупности конкретных знаний, которые хранятся в его памяти. И он — внешняя сила относительно памяти и хранящихся в ней знаний. У него — сложнейшие, многоплановые «программы рекомбинации», приложимые к тематически разным совокупностям знаний в целях их структурирования в новые ментальные конструкции — проекты будущих новых артефактов и новых форм собственного индивидуального и коллективного поведения.
Но и сами эти «программы» в сознании любого человека сформировались не абсолютно спонтанно. Они в значительной степени — результат обучения, которое на протяжении своей жизни в той или иной форме проходит любой человек, живя в социуме. В результате основная масса этих «программ» усвоена человеком в собственной культуре, точнее, в ментальной ее сфере — системе очевидно более сложной (информационно более «богатой»), чем индивидуальное человеческое сознание (разум). Именно этим и обусловливается возможность обучения каждого человека, живущего в Мире Культуры: согласно все той же «разности информационных потенциалов», в его личную ментальную сферу по различным коммуникативным каналам перетекает информация из ментальной сферы культуры, что, собственно, и есть обучение. А это, наряду с эмпирическими данными, накопленными культурой в различных областях знаний, еще и различные «программы сепарации», в сущности — методы оперирования этими знаниями.
Но человек, по крайней мере, потенциально, еще и сам способен генерировать эти «программы сепарации», чем он разительно отличается от высших животных, которые способны пользоваться в организации собственного адаптивного поведения только теми «программами сепарации» внешних данных, которые были получены ими в процессе обучения. И это никогда не позволяет им произвольно оперировать объектами и образами внешней среды, находясь вне ее [10].
Представляется, что на сегодня способность к генерации «программ» — главная загадка человеческого мышления и сознания. Представляется, что эта способность — просто еще одна «антиэнтропийная сила» более высокого уровня. Она — носитель «программы сепарации» всего массива потенциальных «программ сепарации», каковыми на нейрофизиологическом уровне их представленности, вероятно, можно считать все случайные, но устойчивые комбинации нейронов, например, в высшем слое неокортекса головного мозга человека [2; 17]. Эта «высшая антиэнтропийная сила» могла сформироваться только в результате естественного отбора подходящего биологического (нейрофизиологического) материала извне, то есть, «антиэнтропийной силой» еще более высокого порядка. Это и приводит к неизбежному заключению, что для формирования Разума в биосфере Земли необходим Метаразум — система структурно и функционально еще более сложная, чем та, к которой приложимо понятие «Разум». Однако, как отмечалось выше, и сегодня остается непонятным, что именно можно и нужно считать такой «метаразумной» системой.
На эту роль проще всего «назначить» некую внешнюю относительно земного проточеловечества цивилизацию высочайшего уровня. Но таким путем мы рискуем сместиться в область сугубых спекуляций, подтверждением достоверности которых можно было бы считать наличие материальных остатков ее деятельности на Земле, стратиграфически приуроченных к каким-то геологическим горизонтам, которые совпадают с геологическими уровнями залегания остатков ранних гоминидов и/или каких-то протоисторических этапов существования ранних сапиенсов. Однако, несмотря на попадающиеся время от времени в разных геологических пластах артефакты совершенно непонятного происхождения [9], они в своей совокупности не образуют никакой системы. А само их распределение как стратификационно, так и географически носит совершенно хаотический характер, что сегодня и отвращает основную массу археологов и праисториков от их изучения или даже простого рассмотрения.
Однако при всей гипотетичности и спекулятивности такого предположения, отбросить его как «ненаучное» вряд ли удастся. Чтобы понять, почему этого нельзя сделать, нужно подробнее рассмотреть действие «антиэнтропийных сил» в Мире Разума. Когда речь идет о разуме отдельного человека как представителя уже сложившегося вида Homo sapiens, родившегося и растущего в культуре некоего социума, определить, что именно является «антиэнтропийной силой», формирующей его разум с помощью своей «программы сепарации», как правило, можно. В самом общем смысле таковой для любого человека является сама культурная среда, в которой он живет. Практически же в любой культурной среде таких «программ» много, но вся их совокупность, в конечном счете, и структурирует саму эту среду — подобно тому, как биогеоценоз структурирует экосистему, а последняя — структуру входящих в нее видов и сложность поведения индивидов каждого вида.
В рамках той же логики структурируется и культурная среда. Любой социальный институт, т. е. блок в структуре социума, есть фактически плод деятельности определенной «антиэнтропийной силы», например, экзаменационной комиссии относительно любой группы абитуриентов или учащихся, или жюри относительно участников любого конкурса. У этих «антиэнтропийных сил» есть собственные «программы сепарации», тоже очевидные, как и задачи «сепарации», которые ими решаются. В итоге, идет отбор и ранжирование учащихся по уровню знаний — на экзаменах. То же самое — по уровню адекватности техническому заданию на конкурсах проектов чего-либо, требуемого культурой социума на данный момент. Столь же очевидна «антиэнтропийная сила», организующая некое производство: это «отдел кадров» предприятия и его администрация, которые производят отбор всех, ищущих работу, по профессиональным признакам и их распределение по рабочим местам, что и создает структуру производства.
Понятно, что примеры такого рода можно многократно умножить, рассматривая этапы и ступени организации любого крупного социума. В любой динамической среде «антиэнтропийной силой» можно назвать то, что формирует в этой среде «порядок из хаоса» и способствует повышению сложности структуры среды. Понятно, что все сказанное относится и к любой совокупности людей внутри отдельного социума, и к совокупности всех социумов в Мире Культуры в целом. Сама социальная среда как «антиэнтропийная сила» произведет сепарацию людей в соответствии с их способностями и профессиями по определенным функциональным группам, общая совокупность которых составит структуру системы, близкую к оптимальной для выживания в данной социальной среде в данное историческое время.
Вот тут-то и лежит главная загадка процесса антропосоциогенеза и, соответственно, культурогенеза, но одновременно — и путь к ее разрешению. Ведь из только что сказанного вытекает следующий непреложный вывод.
Мир Живого не мог и не может выступать в качестве «антиэнтропийной силы», породившей внутри себя структуру, более сложную, чем она сама — живых существ, обладающих Разумом, и, стало быть, ментальной сферой, как устойчивой виртуальной средой, в которой совершаются собственно информационные операции: у биогеоценоза нет для этого нужной информации. Вот почему он не может выставить такую «программу сепарации», которая произвела бы отбор по признаку обладания именно этим качеством среди существ, у которых оно потенциально наличествует. Хотя среди первых видов гоминидов такие особи, как мы теперь знаем, появились на Земле еще несколько миллионов лет назад, как минимум, в виллафранке, где-то на рубеже плиоцена — плейстоцена [16]. Для этих существ «антиэнтропийной силой» может быть только такая среда обитания, в которой без обладания Разумом, т. е. неким языком, членораздельной речью и мышлением, невозможно выжить. Вот она-то и может выставить такую «программу сепарации», которая отберет из всех существ, потенциально обладающих зачатками Разума, тех, у кого эти зачатки способны объективироваться в виде реального разумного поведения. Совершенно очевидно при этом, что такая среда — это Мир Культуры, как таковой!
С одной стороны, давно существует и изучается проблема детей «маугли». Это те дети, которые еще в младенческом возрасте были унесены животными, как правило, волками, и были выкормлены и воспитаны в составе их стаи. У них есть анатомический аппарат прямохождения и весь физиологический аппарат членораздельной речи, поскольку у современного человека все это задано генетически. Но их «беда» состоит в том, что они не могут мыслить по-человечески, поскольку в их воспитании был безвозвратно пропущен период обучения человеческому языку. И, как показала практика попыток их обучения и воспитания в человеческой среде, если этих детей нашли в возрасте старше четырех лет, то этот пропуск в обучении полностью компенсировать не удается. Они обучаются с большим трудом и всегда с дефектами и речи, и мышления. Те же из них, кто были найдены в возрасте старше шести лет, вообще оставались убогими и в освоении речи, и, соответственно, в освоении мышления, т. е. оставались фактически идиотами [6]. Сегодня понятно, что наше мышление в значительнейшей степени — наша внутренняя речь, непрерывный внутренний диалог (триалог, полилог), в ходе которого мы всячески оперируем ментальными конструктами, сопровождающимися, конечно, и чувственными образами, но в основном все-таки являющимися конструктами грамматическими, иначе — языковыми. И об этом много и убедительно писали лингвисты и семиотики [3; 11].
Заметим попутно, что первоначально язык, по-видимому, возник для обмена информацией внутри сообщества естественно связанных между собой особей, причем обмена на сугубо знаковом уровне. Но только на каком-то этапе антропогенеза он стал инструментом обработки информации, в том числе рекомбинации ее исходных блоков и единиц, причем оторванной от тех внешних объектов и ситуаций, наблюдение за которыми эту изначальную информацию и породили. Как сейчас представляется, эволюция не знает других таких механизмов произвольного оперирования информацией, каковыми являются механизмы языковые. Ведь они, рекомбинируя исходную информацию, способны породить информацию новую, фактически совсем новые смыслы, чего, по-видимому, не может делать оперирование образами! А это уже — человеческое мышление как таковое, это — Разум, который именно этим и отличается от Рассудочности даже самого «сообразительного» животного.
С другой стороны, к настоящему времени накопился достаточно богатый эмпирический материал по воспитанию в культурной среде животных, способных к рассудочной деятельности и потенциально способных к деятельности разумной. Речь идет о многочисленных исследованиях воспитания в человеческой среде антропоидов, как правило, шимпанзе и бонобо (карликовый шимпанзе) [7]. Результаты этих исследований приводят к следующим выводам. Приматы-антропоиды, погруженные в человеческую культурную среду, способны овладевать и активно пользоваться знаковой формой оперативной обработки информации и активным обменом ею с остальными обитателями этой же культурной среды. По сути дела, они овладевают осмысленной речью (пусть только на языке глухонемых), а, следовательно, собственно мыслительной деятельностью, хотя и сравнительно простого уровня.
Таким образом, можно сделать обоснованный вывод: только Мир Культуры способен быть той «антиэнтропийной силой», которая с помощью своей «программы сепарации» отберет из всех потенциальных обладателей Разума тех, кто вынужден будет сделать именно разумную деятельность основой своего выживания во вмещающей среде на протяжении всей последующей эволюции своего вида. И только Мир Культуры способен породить Культуру, или, если уж стремиться к наиболее обобщенному выражению этой же идеи, только Метаразум способен породить Разум.
Можно сделать еще один вывод. С того момента, точнее, с того эволюционного этапа, когда на Земле под действием внешних «антиэнтропийных сил» первичный Мир Культуры уже сложился, приобретя свой главный атрибут — собственную ментальную сферу, он автоматически сам взял на себя миссию «антиэнтропийной силы». Это он своей «программой сепарации» будет в дальнейшем производить отбор среди всех потенциальных носителей Разума представителей собственно Человека Разумного. И, выращивая их в «самом себе», будет обеспечивать собственное существование и совершенствование. С этого этапа эволюция планетарного Мира Культуры, который, подобно Миру Живого, всегда состоит из целой совокупности отдельных и взаимодействующих культур, может двигаться в прогрессивном направлении, «от простого — к сложному» — уже самостоятельно, за счет способности к бесконечной рекомбинации уже имеющейся в его распоряжении информации и создания на ее основе новых социальных структур и все более сложных артефактов. И, по существу, уже без обязательного вмешательства некоей внешней «антиэнтропийной силы», представленной «в лице», скажем, внеземной высокоразвитой цивилизации или еще кого-то.
Понятно, что варианты этой «антиэнтропийной силы» могут выбираться в соответствии с личными вкусами исследователя и богатством его фантазии, которая суть его способность к вариативному прогностическому мышлению. Принципиально важно понять другое: без этого «первичного» вмешательства некоей «антиэнтропийной силы» в Мир Природы Земли выделение из последнего и дальнейшее развитие Мира Культуры было бы невозможно.
И сугубо гипотетически можно обрисовать хотя бы в общих чертах — с наших, человеческих позиций, — что именно надо было бы сделать для такого «вмешательства».
Нужно было поместить большую группу ранних гоминидов туда, где получение ими пищи достигалось бы только при использовании знаковой системы общения, т.е. при пользовании хотя бы примитивным, но языком. И держать в этих условиях как минимум два, а лучше три поколения — а потом «выталкивать» в Мир Природы и смотреть, получили ли они в нем какие-то преимущества по отношению к другим видам или нет. И в рамках этой гипотезы можно предположить, что такие эксперименты ставились не раз, и не в одно время, и не на одной (достаточно изолированной, кстати) территории, и результаты были не всегда положительными. Но тут можно строить массу предположений, что в данном случае не очень продуктивно, поскольку у нас нет возможности их проверить, хотя в целом сегодня имеется громадный объем конкретного археологического и палеоантропологического материала эпохи всего палеолита — того огромного по историческим меркам хронологического отрезка, на протяжении которого на Земле сформировался вид Homo sapiens и сложился первичный для нашей планеты Мир Культуры. Анализ этого материала с заявленных позиций — гигантская работа для всего корпуса доисториков, которая всеми ими и ведется на протяжении последних полутораста лет. Задача же этой статьи намного скромнее — показать, что информационный подход к проблемам антропосоциогенеза позволяет высветить еще одну сторону этого процесса, которая, по представлениям автора, чрезвычайно важна для понимания его движущих сил. Ибо ориентация на этот подход дает возможность при его приложении ко всему массиву материалов по доистории человечества априори руководствоваться следующими соображениями.
Уловимым свидетельством того, что какая-то ветвь гоминидов уже прошла отбор — неважно, под чьим «культуртрегерским руководством», но никак не без него — на разумность, т. е. поднялась над простой рассудочностью, могут быть следы деятельности, однозначно требующей согласованных групповых действий. Причем эта согласованность не может быть достигнута прямым визуальным либо простым звуковым «первосигнальным» контактом, а только с помощью предварительной словесной договоренности. Представляется, что к таким действиям, уловимым на уровне археологического исследования, можно отнести (перечисляем их далее по мере роста их сложности) следующие:
— во-первых, производство артефактов, передача навыков по изготовлению которых не может произойти по принципу «делай, как я», а требует словесных разъяснений (например, изготовление артефактов неутилитарного назначения, смысл которого может быть передан другим только словесно; изготовление составных орудий из разных материалов, добываемых в территориально разных местах; сооружение жилищ, требующее группового сбора и подготовки разных материалов и коллективных согласованных действий);
— во-вторых, освоение местообитаний, требующее заранее оговоренных согласованных действий группы людей, не связанных прямыми контактами в процессе самих действий (например, заселение больших и сложных по конфигурации пещер, сопряженное с необходимостью изгнания или уничтожения живущих в них хищников);
— в-третьих, освоение тех видов деятельности, результаты которых имеют надолго отложенный характер (например, проведение загонных охот с помощью пала и/или заранее условленных засад; засевание заранее подготовленных площадей заранее подготовленными растениями с целью получения заранее ожидаемого урожая; долгое хранение заранее запасенных и специально подготовленных к хранению продуктов питания);
— в-четвертых, целенаправленная доместикация животных и растений, каковое занятие подразумевает уже имеющееся и чрезвычайно развитое прогностическое мышление;
— в-пятых, наблюдаемая со времен как минимум начала верхнего палеолита тяга к «украшательству» неутилитарных артефактов, а также стремление к выведению «вовне» ментальных образов-отражений объектов внешнего мира, что выразилось в громадных и весьма трудозатратных росписях стен местообитаний, главным образом — пещер; это нужно считать признаком появления еще одного, сугубо культурного вида деятельности — художественного;
— наконец, выделяемые крупными социумами древности гигантские трудозатраты на сооружения огромных, зачастую поражающих воображение даже современных людей, сооружений, категорически воспринимаемых последними как сооружения сугубо неутилитарного, явно символического назначения (например, пирамиды, зиккураты, «храмовые горы» и проч.).
Вполне возможно, что исследователи-праисторики дополнят этот список еще какими-то пунктами, но, как представляется, даже сейчас он может оказаться полезным при рассмотрении ныне имеющегося массива материалов по антропосоциогенезу.
И, наконец, последнее, что хотелось бы отметить в заключение данного исследования. Подобно тому, как Мир Живого на Земле не смог стать единой саморегулирующейся системой ввиду отсутствия «над» ней некоей Метасистемы, способной «до конца» его упорядочить, не может стать единой саморегулирующейся системой и земной Мир Культуры — и по той же причине. Конечно, как мы настойчиво подчеркивали выше, он не мог сам спонтанно выделиться из Мира Живого ввиду отсутствия в последнем необходимой для этого информации, это смогло произойти только под влиянием некоего Метаразума — см. выше. Но вот современное состояние Мира Культуры с его бесконечными межгосударственными дрязгами, доходящими до открытых войн, фактической функциональной беспомощностью надгосударственных органов управления, вроде бы специально созданных для урегулирования межгосударственных конфликтов, заставляет думать, что он сам уже достиг того уровня сложности входящих в него социальных структур, при котором их дальнейшее объединение в единую саморегулирующуюся самосогласованную систему без какого-то притока «извне» необходимой для этого информации невозможно. И это ясно осознаваемое обстоятельство не внушает оптимизма относительно дальнейшей судьбы человечества и созданного им Мира Культуры — особенно с учетом того, что этот Мир Культуры уже освоил методы искусственного получения энергии такой мощности, которой достаточно для того, чтобы в случае возникновения острого межгосударственного конфликта стереть его напрочь с лица Земли.
Иначе говоря, для предотвращения подобного развития ситуации, которую можно было бы назвать концом истории, Миру земной Культуры необходимо доброжелательное информационное вмешательство «извне».
Список литературы
- Антология исследований культуры. Т. 1: Интерпретации культуры. СПб., 1997.
- Блум Ф., Лейзерсон А., Хофстедтер Л. Мозг, разум, поведение. М.: Мир, 1988.
- Бурлак С.А. Происхождение языка. Факты, исследования, гипотезы. М.: Астрель, Corpus, 2011.
- Вишняцкий Л. Б. Человек в лабиринте эволюции. СПб.: Изд-во «Весь Мир», 2004.
- Вишняцкий Л.Б. Культурная динамика в середине позднего плейстоцена и причины верхнепалеолитической революции. СПб.: Изд-во СПбУ, 2008.
- Дети джунглей. URL: http://ru.wikipedia.org/wiki/Дети_джунглей
- Зорина З.А., Смирнова А.А. О чем рассказали «говорящие» обезьяны. Способны ли животные оперировать символами? М., 2006.
- Информационный подход в междисциплинарной перспективе: Материалы Круглого стола от 04.03.2010 // Вопросы философии. URL: http://vphil.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=103
- Кремо М., Томпсон Р. Неизвестная история человечества. М.: Философская книга, 1999.
- Лоренц К. Оборотная сторона зеркала. URL: http://www.modernproblems.org.ru/science/mirror.
- Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб.: Искусство-СПб., 2000.
- Пелипенко А.А. Ритуальное мышление. URL: http://apelipenko.ru/Наука/Статьи/Теориякультуры/Ритуальноемышление/tabid/215/language/ru-RU/Default...
- Пелипенко А.А., Яковенко И.Г. Культура как система. М.: Языки русской культуры, 1998.
- Пелипенко А.А. Дуалистическая революция и смыслогенез в истории. М.: Изд-во МГУКИ, 2007.
- Пианка Э. Эволюционная экология. М.: Мысль, 1981.
- Природа и древний человек / Сост. Г. Лазуков. М.: Мысль, 1981.
- Савельев С.В. Нищета мозга. М.: Веди, 2016.
- Саночкин В.В. О возможности согласования различных представлений об информации: Доклад на 5 заседании семинара «Методологические проблемы наук об информации». М.: ИНИОН, 01.03.2012. Интернет-ресурс:
- http://www.inion.ru/files/File/Sanochkin_O_vozmozhnosti_soglasovania.pdf
- Саночкин В.В. Природа информации и развития. М., 2004.
- Саночкин В.В. Что такое информация / Эволюция. 2005. № 2. С. 110–113.
- Саночкин В.В. Что такое информация (ч. 2) / Эволюция. 2006. № 3. С. 125–129.
- Тепловая смерть Вселенной // Физический энциклопедический словарь / Гл. ред. А. М. Прохоров. М.: Советская энциклопедия, 1983.
- Урсул А.Д. Проблема информации в современной науке. М.: Наука, 1975.
- Чернавский Д.С. Синергетика и информация (динамическая теория информации). М.: Эдиториал URSS, 2004.
- Черносвитов П.Ю. «Идеологический блок» культуры как субъект ментальной сферы // Системные исследования культуры. СПб.: Алетейя, 2009.
- Черносвитов П.Ю. Закон сохранения информации и его проявления в культуре. М.: URSS, 2008.
- Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.: Республика, 1991. С. 32–50.