2017 № 4 (22)

После разгрома византийских войск при Манцикерте (1071 г.) Восточная Анатолия стала частью государства Великих Сельджуков — фактических правителей Халифата и превратилась в форпост распространения ислама на север и на запад. Великие Сельджуки справедливо рассматривали мусульманскую архитектуру как важнейший инструмент собственной политической риторики, тем более что возведение мечетей расценивалось историографами как свидетельство праведности правителей. Немногочисленные мечети, появившиеся под патронатом Великих Сельджуков в конце XI — начале XII в., демонстрируют приспособление «сирийских» базилик, восходящих к омейядской модели, к условиям Анатолии [6, c. 140–160].

Уже в начале XII в. после смерти султана Малик-шаха его наследники вступили в междоусобную борьбу [12, c. 198–199]. Удаленные области Анатолии, оказавшиеся за пределами династических интересов Великих Сельджуков, перешли под контроль местных тюркских династий, формально сохранявших вассалитет по отношению к Аббасидскому Халифату, но проводивших собственную политику и попеременно усиливавшихся в перманентной борьбе и временных союзах друг с другом, Византией, сирийскими Зенгидами и крестоносцами. И политические связи этих вассалов с сельджукскими сюзеренами, и их политическая риторика, выражавшаяся в том числе архитектурными средствами, и следование принесенной в Анатолию омейядской модели мечети ослабевали по мере удаления от центров Халифата. Наиболее последовательно мечеть «сирийского» типа — поперечная нефная базилика с куполом над михрабной ячейкой, предваренная открытым двором, — приспосабливалась к анатолийским условиям в городах Северной Месопотамии, оказавшихся под властью Артукидов (эта модель культовых зданий уже рассматривалась на страницах «Художественной культуры» [9, c. 136–155]).

В то же время в мусульманской архитектуре Центральной Анатолии разрабатывались и собственные композиционные решения, во многом определившие дальнейшее развитие турецкой мечети. В XII в. процесс поисков зального пространства культовых зданий наиболее активно шел в зодчестве Данишмендидов — династии, закрепившейся к северу от земель Сельджуков Рума и, по выражению В. Гордлевского, «вырывавших из их рук господство в Малой Азии» [4, c. 34].

После битвы при Манцикерте один из огузских вождей Гюмюштекин Данишменд¹ Ахмед-гази (Мухаммад I Данишменд) продвинулся на запад и занял земли вокруг Сиваса, ставшие ядром крупного тюркского княжества-бейлика [20]. В 1101 г. Данишменд-гази уже счел возможным проводить собственную внешнюю политику без оглядки и на сельджукских сюзеренов, и на своих соседей и союзников — ударил в спину войску крестоносцев, захватил Боэмунда Тарентского, самостоятельно вел переговоры о его выкупе с правителями Византии, Иерусалима и Эдессы [13, c. 77–79], а в ответ на требования Румского султана Кылыч-Арслана I выплатить причитавшуюся сюзерену долю выкупа осадил Конью. В записанном в XIII в. эпосе «Данишменд-наме» образ Данишменда-гази обрел характер эпического героя, а в более поздней анатолийской традиции его происхождение возводилось даже к Аршакидам [18, p. 82; 21, p. 13–14; 2].

На столетие центральная часть Анатолии оказалась под властью новой династии, представители которой проявили себя и как решительные полководцы, и как дипломаты, лавировавшие между Халифатом, Византией, Сельджуками Рума, Киликией и Зенгидами. Если накануне крестовых походов Рум контролировал южный путь из Европы в Сирию, то Данишмендиды контролировали северный — через Анкару, Сивас, Малатью. Возвышению династии во многом способствовал резонанс побед над крестоносцами, прежде всего, пленение Боэмунда I (1101) и поражение Боэмунда II Антиохийского (1130). В 1134 г. Мухаммад Данишмендид принял от халифа аббасидский черный штандарт — регалию, обозначавшую непосредственный вассалитет, и титул малик (посланные, правда, его покойному отцу), что возвысило его род в глазах других тюркских вождей и способствовало активизации газавата, направленного на византийские земли и месопотамские владения крестоносцев; но уже в 1140-е годы Данишмендиды чеканили монеты с изображением византийского императора², выступая при этом в союзе с Румом против Византии. Однако после смерти Мухаммада (1143) его земли были разделены между наследниками, чем не замедлили воспользоваться Сельджуки Рума, к тому моменту уже оказавшиеся способными и отрезать владения Данишмендидов от Средиземного моря, и отразить поход византийцев на Конью, и принять на себя основной удар II крестового похода [5, c. 191–194]. Попытка данишмендидского правителя Сиваса Ягыбасана отвоевать у Конийского султаната утраченные земли привела в 1155 г. к поражению под Аксараем и закреплению вассалитета Данишмендидов по отношению к Руму, а попытки заключить против сельджукского султана Кылыч Арслана II (пришедшего к власти благодаря поддержке данишмендидских эмиров Кайсери и Малатьи) союз с Византией и с Зенгидами — к потере Кайсери (1169), а через 4 года — Сиваса, Малатьи, Токата и Никсара. Династия Данишмендидов пресеклась, и их земли стали частью владений Рума.

Противостояние двух тюркских династий — Данишмендидов и Сельджуков Рума — во многом определяло политическую ситуацию в Анатолии XII в. К. Каэн видел в этом соперничестве отражение антагонизма кочевнической вольницы, представленной возглавляемым Данишмендидами союзом туркменских племен, и стремления к государственно-городскому структурированию, последовательно реализуемому Конийским султанатом [18, p. 89]; в то же время активная исламизация владений Данишмендидов и отмечаемая здесь интеллектуальная активность не соответствуют часто рисуемому образу полудиких приграничных туркменских кочевий на захваченных у Византии землях [17, s. 138–141].

Высокий уровень архитектуры Данишмендидов и ее особенности можно показать на примере хорошо сохранившихся памятников Кайсери. Расположение мечетей, медресе и гробниц-тюрбе XII–XIII вв. позволяет представить весьма значительные размеры города, быстро вышедшего за пределы византийских стен, сложенных, как и большинство его старых построек, из темных вулканических пород предгорий вулкана Эрджияс, особенно учитывая то, что после похода Алп-Арслана 1067 г. Кайсери был разрушен и до начала перестройки Данишмендидами оставался практически необитаем.

История мусульманской архитектуры Кайсери начинается с возведения Улу-джами (Султан-джами, джами Кебир) (ил. 1), датируемой началом 1140-х гг. — эпохой, когда малик Мухаммад ненадолго перенес сюда из Сиваса столицу своего бейлика. Правда, уже в начале XIII в. и эта, и другие мечети в бывших владениях Данишмендидов были перестроены Сельджуками Рума в соответствии с моделью «официальной» мечети [7, c. 173–176]; многие памятники Кайсери оказались «реконструированы» в XIX в. после землетрясения, и в ряде случаев «дополнения» османских реставраторов оказались весьма значительны. Однако сходство памятников Кайсери между собой и их отличие от более поздней сельджукской модели позволяют говорить о некоторых общих композиционных принципах данишмендидской мечети.

 

Ил.1. Улу-джами, Кайсери. Вид с северо-востока.

Улу-джами расположена в квартале базаров внутри городской стены, в северо-западной части старого города. Как и во многих других раннемусульманских памятниках Кайсери, ее пол изначально оказался на 2 метра ниже уровня земли: «вкапывая» здание, архитекторы придавали ему дополнительный запас прочности. Такой перепад уровней снаружи и внутри, необходимость спускаться в помещение по лестницам исключают единство молитвенного зала и двора, присутствовавшее в арабских мечетях и композиционно воспроизводившееся, например, в мечетях Артукидов. Данишмендидская модель мечети и не подразумевает двора и сводится только к просторному вытянутому молитвенному залу; вернее — двор «втягивается» под перекрытия молитвенного зала, в результате чего зал уже не может довольствоваться тремя поперечными нефами и превращается в продольно вытянутую базилику (ил. 2).

Ил.2. Улу-джами, Кайсери. План (по О. Асланапа)

Пятинефная мечеть имеет размеры 47,5 м по оси михраба и 27 м по стене киблы; северная часть зала оказывается шире из-за необычной постановки минарета, четырехугольное основание которого выступает почти посередине западной стены здания, а лестница расположена внутри помещения вдоль стены. Здание имело плоское деревянное перекрытие, опиравшееся на повышенные аркады, расположенные поперек михрабной оси (за исключением крайних восточных ячеек, где появляются арки, параллельные продольной оси здания). Очевидно, архитекторы Улу-джами стремились акцентировать не ориентацию здания, а расположение рядов молящихся. В качестве опор аркад используются как сложенные из базальтовых блоков квадратные в сечении столбы (в центральном нефе и северной части зала), так и (в крайних нефах) мраморные колонны-сполии с античными и византийскими капителями, из-за разного размера потребовавшие подведения под них плинтов; в некоторых случаях опорами служат конструкции, совмещающие столбы (в т.ч. граненые) и колонны (ил. 3). Опоры трех северных травей использованы для размещения на них большой Ш-образной галереи для женщин.

Ил.3. Улу-джами, Кайсери. Западные нефы.

В изначальном плане мечети выделяется центральная ячейка, акцентированная более массивными столбами, между которыми переброшены стрельчатые арки с более высокой, чем в соседних ячейках, стрелой подъема, с профилированными архивольтами на внешних сторонах. Поперечный неф, в центре которого находится данная ячейка, оказывается самым широким, что делает ее квадратной. В настоящее время эта ячейка перекрыта небольшим куполом на парусах, однако конструкция свидетельствует о том, что это — более позднее добавление, а первоначально ячейка была открытой. Подобные открытые ячейки, оформленные как световые колодцы, позже часто будут появляться в сельджукских мечетях и в виде купола с окулюсом окажутся унаследованы раннеосманской архитектурой; однако в Улу-джами Кайсери данный прием используется впервые.

Совершенно очевидно, что в этом случае центральная ячейка оказывается аналогом двора мечети, открывая пространство в центре молитвенного зала и служа дополнительным источником верхнего света в помещении, но при этом смешивая два непременных элемента горизонтальной структуры традиционной колонной мечети — затененную зуллу (собственно молитвенный зал) и предваряющий ее двор-сахн [15, c. 62]³. Первоисточниками подобных имитаций двора могут служить как окруженные со всех сторон помещениями небольшие дворики ханов (караван-сараев) и медресе, тип которых отработан в Анатолии уже к XIII в., так и уже сложившаяся иранская айванная мечеть, в которой двор-сахн становится центром композиции (ил. 4).

Ил.4. Улу-джами, Кайсери. Купол над световой ячейкой.

Ближайшим аналогом планировки Улу-джами Кайсери оказывается кирпичная мечеть в Заваре около Исфахана — самая ранняя из сохранившихся иранских мечетей с 4-айванной планировкой, датируемая 1134 г., т.е. всего несколькими годами ранее постройки Данишмендидов. Сходство проявляется в поперечном расположении разделенных аркадами нефов, использовании как столбов, так и колонн, размещении купола в расширенной почти на два нефа михрабной ячейке (ил. 5). Кроме того, сравнение планов мечетей Заваре и Кайсери заставляет признать, что постановка минарета около западной стены анатолийского здания не является уникальной: в Заваре минарет также пристраивается к западной стене мечети южнее бокового прохода в мечеть, а вход в башню минарета осуществляется непосредственно из интерьера мечети [19, p. 10–16]. Не исключено, что Данишмендиды, закреплявшие свое признанное Халифатом политическое лидерство среди тюрков Анатолии, сознательно обратились к персидскому памятнику, сделав тем самым посильное копирование только что появившегося образца вплоть до выбора места для минарета в композиции постройки, частью своей политической риторики, аналогично тому как спустя полтора десятка лет купол исфаханской мечети вдохновит Артукидов на перестройку мечети в Сильване [9, c. 142–144].

Ил.5. Мечеть в Заваре, Иран. План.

Правда, квадратный внутренний «двор» в мечети Кайсери имел сторону всего ок. 7 м., и появление над ним маленького (4,5 м в диаметре) купола повлекло значительные изменения в конструкции центральной части мечети. Опоры по углам ячейки были усилены, а к их внутренним углам добавлены Г-образные столбы, несущие подпружные повышенные стрельчатые арки. Усиливая таким образом прочность конструкции для опоры купола, архитектор пожертвовал не только пространством центральной ячейки, но и единством центральных нефов, как продольного, так и поперечного, сужая их в средней части. Опорная конструкция купола на парусах выглядит откровенной вставкой в уже существовавшую ячейку здания (ил. 6).

Ил.6. Улу-джами, Кайсери. Опорные столбы световой ячейки.

Кроме того, на опубликованном О. Асланапа плане мечети [16, s. 20] к северу от центральной ячейки показаны арки, переброшенные вдоль михрабной оси здания от купольной ячейки к столбам в третьем с севера ряду опор (две другие опоры в этом ряду — колонны-сполии); однако ни на помещенном в том же издании разрезе, ни в интерьере Улу-джами этих арок нет, хотя образованные небольшими профилированными карнизами (кстати, имеющими различные профили) ступеньки, на которые опираются сходящиеся к северным столбам центральной ячейки арки, вполне позволяют разместить пяты арок, переброшенных в продольном направлении. Возможно, эта пара арок исчезла в процессе одной из реставраций мечети, и их отсутствие демонстрирует достаточный запас прочности конструкции; вместе с тем эти ныне гипотетические арки придают завершенность крестообразному оформлению центральной части мечети с открытой ячейкой-«двором», вполне сопоставимому с выделением «креста» осей айванов в синхронных иранских мечетях.

Второй купол в Улу-джами Кайсери помещается над михрабной ячейкой (ил. 7). В своем современном состоянии он выглядит результатом реконструкции, но и его конструкция, и размеры, и место в плане мечети исключают невозможность его появления при Данишмендидах. Диаметр купола почти 10 м — такой же, как у купола в артукидской мечети Дунайсыра, но меньше, чем в мечети Сильвана, то есть его возведение не представляло сложностей для анатолийских зодчих середины XII в. Необходимо отметить, что купол на парусах в Кайсери опирается всего на 4 опоры, в отличие от понадобившихся шести опорных точек в Заваре, Мардине и Дунайсыре и 12 — для тромпов в Сильване. Фриз, которым оформлено опорное кольцо купола без барабана, расположен на высоте плоских перекрытий мечети и должен подчеркивать одинаковую с другими частями зала высоту михрабной ячейки. Как и в артукидских мечетях, длина михрабной ячейки Улу-джами Кайсери оказывается равна двум поперечным нефам мечети, что демонстрирует общность планировочных принципов мусульманской архитектуры Анатолии. Ширина же купольной ячейки по стене киблы превосходит ширину продольных нефов мечети, для чего и в этой ячейке, и в прилегающей к ней с севера пришлось устанавливать Г-образные в сечении столбы, «раздвигающие» переброшенные между ними вдоль оси михраба арки, и соответственно сужать соседние продольные нефы.

Ил.7. Улу-джами, Кайсери. Михрабная ячейка.

Вторая по хронологии мечеть Кайсери — Гюлюк-джами (или Кёлюк-джами) — построена в 400 м к западу от Улу-джами за пределами городской стены и демонстрирует интенсивность и направление развития возрождаемого Данишмендидами города [16, s. 21] (ил. 8). Здание осторожно датируется серединой XII в., но уже в 1210 г., в правление сельджукского султана Иззеддина Кейкавуса I, оно было перестроено некоей Атсыз Элти-хатун в медресе (перестройка отражена в надписи на портале здания), и строительная деятельность представительницы ветви Данишмендидов уже при Сельджуках Рума показывает и сохранение позиций, и возможности потомков местной династии даже спустя несколько десятилетий после признания вассалитета. В XIV в. после реставрации пострадавшего от землетрясения здания некий Гюлюк Шемседдин построил по соседству хамам, название которого перешло и на старую мечеть.

Ил.8. Гюлюк-джами, Кайсери. Вид с востока.

Первоначальный план мечети реконструируется как 5-нефная базилика, занимавшая квадратный участок со стороной около 32 м (ил. 9). В результате перестроек молитвенный зал оказался перекрыт разнонаправленными и различными по очертаниям сводами, в некоторых ячейках далеко не симметричными, со смещенными замковыми камнями и расположенными на разной высоте пятами; однако плоское перекрытие из деревянных балок, сохранившееся в северо-восточной части галереи, позволяет предположить, что все здание первоначально было перекрыто именно так — по аналогии с предшествующей по времени Улу-джами Кайсери и многократно перестроенной, но сохранившей плоский потолок данишмендидской мечетью Сиваса (1197 г.). Каркасом для перекрытия являются опирающиеся на массивные столбы стрельчатые арки, сложенные, как и в соседней мечети, из крупных блоков темного вулканического камня (ил. 10).

Ил.9. Гюлюк-джами, Кайсери. План (по О. Асланапа)

Ил.10. Гюлюк-джами, Кайсери. Интерьер.

Центральная ячейка зала мечети на плане О. Асланапа показана как купольная; в настоящее время она действительно перекрыта близким по очертаниям к куполу кривоватым сомкнутым сводом, опирающимся на паруса, в которых сделаны небольшие световые проемы. Однако явно более позднее происхождение повышенных стрельчатых подпружных арок, опирающихся на поперечные арки центральной ячейки и образующих в верхней части ячейки ступени, и одинаковая высота замковых камней всех арок интерьера в старой части здания демонстрируют, что такое странное перекрытие оказывается поздним добавлением, сделанным по аналогии с Улу-джами. В то же время чуть большие размеры угловых столбов показывают особую роль центральной ячейки в плане здания, и, скорее всего, речь должна идти о выполнении данной ячейкой функции светового колодца — аналога открытого сахна в центре мечети, что опять-таки в с более ранним данишмендидским памятником Кайсери.

Второй купол Гюлюк-джами располагается, как и в предшествующей мечети, над михрабной ячейкой, опирается на граненые тромпы и прорезан в нижней части четырьмя узкими световыми проемами. Михрабная ниша в данном случае расположена левее оси продольного нефа для того, чтобы втиснуть в небольшое пространство ячейки и роскошный декорированный изразцами михраб (снаружи михрабная ниша оформлена как небольшой плоский выступ), и резной деревянный минбар.

Конструкция самого купола и его место в плане доказывают его позднее происхождение: весьма вероятно, что архитекторы маленькой мечети пытались воспроизвести изменения, внесенные в перекрытия Улу-джами — памятника, явно нормативного для культовой архитектуры Кайсери. Однако если для размещения купола над михрабной ячейкой в Большой мечети пришлось «раздвигать» центральный неф с помощью Г-образных столбов, то зодчие Гюлюк-джами ограничились расширением прямоугольной южной ячейки по центральной оси до квадрата, из-за чего прилегающая с севера ячейка плана оказалась гораздо короче остальных. При этом перенесение столбов не коснулось боковых нефов, и в результате две ячейки левого нефа оказались трапециевидными (очевидно, так же должен был выглядеть и правый неф, позже лишенный деления на ячейки и перекрытый единым полуциркульным сводом). Надо сказать, что любые изменения пропорций ячеек плана были бы мало заметны при сохранении плоского потолка, но при перекрытии мечети сводами вызвали у мастеров очевидные сложности, с которыми те не сумели справиться: и арки, и своды трапециевидных ячеек выглядят откровенно кривыми, выдавая мучительность поисков баланса между конструктивной целостностью здания и эстетическим единством каждой отдельной ячейки (ил. 11).

Ил.11. Гюлюк-джами, Кайсери. Перекрытия южных ячеек.

Обращает на себя внимание разнонаправленность цилиндрических сводов, которыми перекрыта большая часть мечети, — в непосредственно прилегающих к подкупольной михрабной ячейке частях боковых нефов своды направлены вдоль михрабной оси здания, своды ячеек крайнего восточного нефа расположены перпендикулярно этой оси, второй западный неф лишился деления на отдельные ячейки и перекрыт единым сводом, параллельным продольной оси; такую же продольную ориентацию сохранил свод в юго-западной ячейке. Вероятно, продольное расположение цилиндрических сводов в западной части мечети лучше отвечало задачам расположения здесь медресе: западный неф был разделен на 6 помещений, над которыми расположилась узкая галерея, перекрытая также продольным цилиндрическим сводом и имеющая низкие входы в пять помещений второго этажа. Собственно, увеличением западной части здания (частично раскрытой в ходе раскопок 1970-х гг.) и появлением здесь второго этажа перестройка мечети в медресе и ограничилась: Гюлюк-джами была не перестроена, а расширена за счет периферии, и изменение функций сооружения практически не затронуло композицию первоначальной постройки.

Наиболее показательным приобретением Гюлюк-джами уже в качестве медресе оказался новый входной портал. Вход в мечеть расположен в северной части центрального нефа на михрабной оси и оформлен скромной аркой. После реконструкции Атсыз Элти-хатун парадный вход в комплекс перенесен (возможно, из-за какой-то перестройки окружающего квартала) на переложенный скошенный под углом 45о северо-восточный угол здания, оформленный глубоким, с боковыми нишами, перспективным порталом-пештаком со сталактитовым завершением, вписанным в стрельчатую арку (ил. 12). Такой характерно сельджукский портал, добавленный к данишмендидской постройке, однозначно следует рассматривать как типичное для начала XIII в. выражение вассалитета архитектурными средствами, к тому же подтвержденное арабской надписью с формулой зависимости от сюзерена [11, c. 133–143].

Ил.12. Гюлюк-джами, Кайсери. Портал.

Уже двух рассмотренных мечетей Кайсери достаточно, чтобы сделать вывод о формировании в архитектуре Данишмендидов модели анатолийской мечети, отличной от артукидской. Если в памятниках Артукидов, земли которых непосредственно примыкали к сирийским владениям Халифата, была продолжена линия развития «сирийской» мечети, дополненной куполом, доминирующим в пространстве молитвенного зала, то в культовой архитектуре Данишмендидов был предложен иной вариант. Сирийская традиция сюда не «дотянулась», а климатические условия Каппадокии оказались жестче, нежели в юго-восточных областях Анатолии. Архитекторы мечетей Кайсери отказались от предваряющего двора-сахна — «простейшей планировочной идеи, типичной и для арабской, и для среднеазиатской архитектуры» [14, c. 64], и создали полностью изолированные здания, единые архитектурные объемы, лишенные декорации фасадов. В отличие от памятников Артукидов, данишмендидские мечети представляют собой продольно ориентированные базилики, разделенные на нефы аркадами, поддерживающими плоские перекрытия. Над геометрическим центром зала, предопределенным нечетным числом нефов и травей, появился световой колодец, оказавшийся не только источником верхнего света в интерьере мечети, но и центральным элементом композиции рассмотренных памятников как до их перестройки Сельджуками Рума, так и после перекрытия куполами. Таким образом, возрастание изолированности молитвенного зала мечети происходит за счет «втягивания» сахна в интерьер. Два необходимых элемента, в классической арабской мечети следовавшие один за другим и фиксировавшие метафору перехода из Света в Тень [15, c. 61–62], в данном варианте перестают быть последовательными: Свет (сахн) не предваряет Тень (перекрытый зал, зуллу), но оказывается окружен ею со всех сторон, становясь центром молитвенного пространства, естественно, не литургическим, но теологически оправданным.рясь центром молитвенного пространстваельными, мечети лишь по продольной оси.

Световая ячейка акцентирует не только центральный неф, но и центральную травею — тем самым делается шаг к выделению поперечной оси здания, предполагающей усложнение планировочной схемы по сравнению с организацией движения лишь по продольной оси, статичность композиции сооружения и — в идеале — «соответствующую регулярную организацию окружения, средоточием которого мыслится здание» [14, c. 64–65]. В мечетях Данишмендидов средняя травея еще не фиксирована боковыми входами, но в Улу-джами Кайсери боковые входы сделаны в торцах соседней, примыкающей с севера травеи, обеспечивая крестообразное расположение осей здания, характерное для синхронных иранских памятников и намеченное в сельджукских мечетях и особенно медресе XIII в.

Вариант мечети, предложенный зодчими Данишмендидов, через три десятилетия будет воспроизведен и во владениях Салтукидов: Улу-джами Эрзерума, многократно перестроенная, является таким же базиликальным изолированным зданием, лишенным предваряющего двора, но имеющим световую ячейку в центральном нефе [8, c. 276–282]. Можно заключить, что данный вариант был оценен как оптимальный для условий не только Каппадокии, но и горных районов северо-восточной Анатолии, где совершение молитвы в открытом дворе далеко не всегда комфортно. В XIII в. такая композиция — продольная нефная базилика с зальным пространством, куполом над михрабной ячейкой и световым колодцем в центре молитвенного зала — будет положена в основу «официальной» сельджукской мечети. Легко предположить, что именно перестройка культовых зданий в бывших владениях Данишмендидов способствовала формированию сельджукской модели, известной начиная с 1220-х годов по Улу-джами Малатьи и Дивриги, Алаеддин-джами в Нигде, Хуанд-хатун и Лала Мустахиддин-джами в Кайсери, но не зафиксированной в Конье — столице султаната Рума [10, c. 336–356]. В последующие столетия данишмендидско-сельджукская модель зальной мечети в силу инерции успешной политической риторики Рума и соответствия организации пространства молитвенного здания условиям Анатолии была использована в мусульманском культовом зодчестве тюркских бейликов Анатолии, в том числе в архитектуре Османского государства.

Примечания

1. Перс. данишменд обычно переводится как «ученый, наставник» и в ряде случаев подразумевает сторонника рационалистического метода калама, противопоставляемого схоластическому течению мухаккиков. По некоторым сведениям, отец основателя династии принадлежал к ученому сословию Хорезма.
2. Впрочем, и Данишмендиды, и Артукиды, чеканя монеты с христианской символикой и арабо-греческими билингвами, использовали в качестве образцов не только византийские и латинские образцы, но даже монеты сасанидские и античные. Подробнее см.: [3, c. 97, 107].
3. Укажу на высказанное еще в 1921 г. замечание А. Габричевского, сопоставлявшего проемы в архитектурной оболочке с «психическим фактом обнажения» и описывавшего их как «способы общения между заключенным в оболочку формующим пространством и внешним миром», связывающие интерьер (пространственное ядро) с «динамикой внешнего мира» [1, c. 400–401].

Список литературы

1. Габричевский А. Одежда и здание // Искусствознание. 1994. № 2–3.
2. Гарбузова В. Сказание о Мелике Данишменде. М., 1959.
3. Гончаров Е.Ю. Античные и византийские заимствования на монетах Анатолии и Северной Месопотамии XI–XIII вв. // Искусство Востока. Вып. 5: Оригинал и повторение: Подлинник, реплика, имитация в искусстве Востока. М., 2014.
4. Гордлевский В. Государство Сельджукидов Малой Азии. М.; Л., 1941.
5. Запорожец В.М. Сельджуки. М., 2011.
6. Кононенко Е.И. Анатолийские мечети Великих Сельджуков: архитектурные и политические ориентиры // Искусствознание. 2015. № 3–4.
7. Кононенко Е.И. Архитектурный заказ Сельджуков Рума как инструмент политической риторики // Вестник СПбГУКИ. 2016. № 2 (27).
8. Кононенко Е.И. Большая мечеть Эрзерума в описании Эвлии Челеби // Декоративное искусство и предметно-пространственная среда. Вестник МГХПА. 2015. № 3.
9. Кононенко Е.И. Мечети Артукидов: почти забытая страница анатолийской архитектуры // Художественная культура. 2013. № 4 (9).
10. Кононенко Е.И. Мечеть Алаеддина в Конье: «переосмысление» и архитектурные реалии // Иран-наме. 2015. № 3–4 (35–36).
11. Кононенко Е.И. «Сельджукский портал»: архитектурная декорация как средство политической риторики // Вестник СПбГУ. Серия 15: Искусствоведение. 2015. Вып. 1.
12. Рахманалиев Р. Империя тюрков. Великая цивилизация. М., 2013.
13. Успенский Ф.И. История крестовых походов. М., 2005 [1901].
14. Хмельницкий С.Г. Между Саманидами и монголами. Архитектура Средней Азии XI — начала XIII вв. Ч. I. Берлин; Рига, 1996.
15. Шукуров Ш.М. Образ Храма. М., 2002.
16. Aslanapa O. Türk Sanati. D. I–II. Istanbul, 1984.
17. Bayram M. Danişmend Oğulları’nın Dini ve Milli Siyaseti // Selçuk Üniversitesi Türkiyat Araştırmaları Dergisi (Konya). 2005. D. 18.
18. Cahen C. Pre-Ottoman Turkey. A general survey of the material and spiritual culture and history c. 1071–1330. N.Y., 1968.
19. Heritage of The Great Seljuks. Architecture. Vol. 3. Istambul, 2013.
20. Köprülü M.F. Islam in Anatolia after the Turkish invasion: Prolegomena. Salt Lake City, 1993.
21. Savvides A. G.C. Some major Seljuk, Persian and Ottoman sources regarding Byzantine-Seljuk relations (A bibliographical survey) // Mesogeios 25–26 (2005).
22. Sterlin H. Turkey from the Selcuks to the Ottomans. L.; N.Y.; Tokyo, 1998.