2014 № 1 (10)

ISSN 2226-0072

О значении советского кинематографа для формирования образа «советского человека» в разное время было много сказано и идеологами [6], и исследователями [2; 3; 11]. С тех пор прошли десятилетия, сменилась эпоха, изменилась страна. Но советские фильмы остаются востребованными современными телезрителями и пользователями Интернета до сих пор. В домашних видеотеках россиян хранятся диски с антологиями советского кино, старые фильмы скачивают на домашние компьютеры из Интернета, даже многоканальное телевидение некоторые, как выяснилось, подключают именно для того, чтобы иметь доступ к нишевым каналам, специализирующимся на кинопоказе преимущественно советского кино. При этом очевидно, что значительную часть современных телезрителей все еще составляют те, кто был «советскими людьми» и имеет советский опыт кино- и телесмотрения, так что в их сознании прочно обосновались мифы, модели поведения, ценности, которые этот кинематограф транслировал. Однако среди них есть и те, кто родился уже после распада СССР. Тем не менее и они с удовольствием смотрят советское кино. В данной статье мы попытались разобраться в том, какую роль играют кинофильмы и сериалы, транслируемые телевидением, в трансформации представлений респондентов о прошлом своей страны. Ведь отношение к прошлому, на наш взгляд, во многом определяет современные представления о должном и желательном.

В ходе исследования, проводимого в рамках работы Медиалаборатории Центра фундаментальных исследований НИУ ВШЭ, мы осуществили две серии глубинных интервью в сельской глубинке. Первая экспедиция состоялась в июне 2012 г. и охватила населенные пункты, входящие в сельское поселение Угоры Костромской области (порядка 10 деревень с общим населением около 500 чел.). В деревнях были опрошены члены 33 домохозяйств, подключенных к многоканальному телевидению. Алгоритм выбора предполагал сплошной отбор домохозяйств, в которых, по внешним признакам (наличие параболической антенны), предполагалось наличие цифрового спутникового приемника. Вторая экспедиция была проведена в июне-июле 2013 г. в поселке Коксовый (с населением около 9000 чел.) Белокалитвинского района Ростовской области. Были опрошены члены 58 домохозяйств, подключенных к многоканальному телевидению и (или) Интернету. В анкету глубинного интервью входили вопросы, касающиеся того, какие кинофильмы и телесериалы предпочитают смотреть респонденты, какие технические устройства для этого используют и что именно привлекает их в том или ином виде экранной продукции.

В ходе анализа данных респонденты были сгруппированы на основе двух критериев. Первый – это опыт жизни и осознанного телесмотрения в СССР. В качестве границы был избран 1971 г. Такое решение было обусловлено датой развала СССР (1991), к которой рожденным в 1971 г. исполнилось 20 лет. Если учесть, что трудовая деятельность у молодежи, занятой в сельском хозяйстве, начиналась достаточно рано (около 16 лет), то к 1991 г. у этой группы респондентов мог быть стаж работы четыре года и более. По нашему мнению, это – необходимый минимум, позволявший составить собственное представление о «взрослой» жизни, обусловленной трудовой деятельностью в СССР, и оценить ее преимущества или недостатки по сравнению с жизнью постсоветской. Очевидно, что группа респондентов моложе 1971 года рождения тоже смотрела советское телевидение, но в силу возраста и отсутствия личного трудового опыта не могла оценивать соответствие того, что предлагал телеэкран, реальной жизни.

Вторым критерием был избран социокультурный статус домохозяйства, измеряющийся технической и культурной оснащенностью (34 пункта в анкете). При этом нас интересовало не только наличие в домохозяйствах медиатехники (радиоприемника, музыкального центра, компьютера, стационарного и сотового телефонов, электронных книг и др.), определяющей характер и повседневные практики медиапотребления, но и техническая (холодильник, плита, стиральная и посудомоечная машины, туалет и др.) и общекультурная (библиотека, аудиотека, картины, иконы, фотографии в интерьере) оснащенность домохозяйства, позволяющая судить не только о доходах семьи, но и об интересах и ценностях.

Социокультурный контекст исследования

Анализируя глубинные интервью, мы выявили несколько возможных причин, объясняющих сохранение у респондентов интереса к советским фильмам. Первая из причин – сохраняющийся ценностный кризис, связанный с распадом СССР и социокультурной травмой [13]. Уже в перестроечные годы стало очевидно, что ценности нового общества и советские ценности вступают друг с другом в непреодолимое противоречие. Жить в новых экономических и политических условиях оказалось сложно, так что неудовлетворенные жизнью телезрители снова стали проявлять интерес к советским фильмам, которые позволяли совершить эскапистский уход из реальности в прошлое [8]. Названные процессы совпали в России с началом нового этапа технологической революции. В итоге россиянам приходится сегодня одновременно искать новые ценности и цели и адаптироваться к внедрению новых технологий (например, сотовых телефонов и Интернета), а также сопротивляться глобализации, которая из научной концепции превратилась в новое мироощущение, овладевшее широкими слоями населения планеты.

Прошедшие с тех пор десятилетия несколько притупили остроту переживаний, однако ценностный конфликт не нашел своего разрешения. Особенно остро это ощущается в сельской местности, жители которой более склонны к сохранению традиционного уклада жизни, а значит, и традиционных ценностей [9]. Приход новых медиатехнологий на территории и в социальные пространства, где они были менее распространены – в частности, в сельские поселения, не мог, на наш взгляд, привести к автоматической модернизации, трансформации обществ от «традиционных» к современным, как предполагали некоторые ученые [18]. Напротив, по нашей гипотезе, традиционное общество должно было сопротивляться проникновению новых технологий, а вместе с ними и новых ценностей, с которыми в сознании потребителей эти технологии оказались переплетены.

В ходе сравнения результатов двух волн исследования мы убедились в том, что медиапотребление в двух исследованных регионах имеет черты сходства и различия. И те и другие во многом связаны с советскими ценностями и традициями, художественные вкусы старшего и среднего поколения зрителей во многом определяются советским опытом восприятия искусства. Среди факторов, влияющих на медиапотребление, есть как экономические (богатство региона, возможности найти работу, уровень зарплат), так и геополитические и региональные историко-культурные. Первичный анализ глубинных интервью показал, что для большинства сельских жителей Костромской области (вне зависимости от их возраста и социокультуроного статуса домохозяйства, в котором они проживают) образ СССР идеализирован [4]. Это связано с высоким уровнем депрессивности региона, бóльшая часть жителей которого не имеет достойной работы, а сельское хозяйство, сравнительно хорошо развитое там в советское время, сегодня пришло в упадок. Не видя перспектив дальнейшего развития своего села, не получая из СМИ (в частности, с экранов телевизоров) внятных моделей поведения, позволяющих выйти из кризиса, люди выражают протест против тех ценностей, которые транслируют медиа, отказываясь от просмотра западного кино и сериалов. Находясь в состоянии социальной депрессии, аудитория проявляет особый интерес к советскому кино, где находит привычные и позитивные образ и модели поведения. В итоге даже те респонденты, которые имели опыт жизни в СССР, забывают о собственных негативных воспоминаниях, идеализируя советское прошлое. Их картина мира, ориентированная на прошлое [12], не позволяет им активно включиться в модернизационные процессы и таким образом выйти из состояния социокультурого шока.

Ситуация в Ростовской области гораздо менее однозначна. Значительная часть опрошенных респондентов, проживающих в сельском поселении Коксовый, имеет работу. Причем доходы от нее позволяют им обустраивать свой быт и удовлетворять культурные потребности. Об этом свидетельствует значительно большее, чем в Угорах, количество домохозяйств с высоким социокультурным статусом. Конечно, ситуация со времен СССР здесь тоже изменилась в худшую сторону. Сельским хозяйством жители практически не занимаются, удовлетворяясь лишь приусадебным участком. Шахты, вокруг которых формировался поселок, закрыты. Но неподалеку есть несколько промышленных предприятий, обеспечивающих людей работой. Отчасти по этой причине идеализация СССР здесь наблюдается преимущественно у респондентов старшего возраста. Среднее же и младшее поколение воспринимает СССР, скорее, негативно. Однако, подчеркнем еще раз, интерес к советскому кино при этом не исчезает. Оно все еще привлекательно для респондентов разных возрастов.

Для того чтобы понять причины сохранения популярности советского кино у современных сельских телезрителей, мы попробовали использовать исследовательский подход медиаэкологической школы, развивающей идеи Маршалла Маклюэна [1; 15; 17; 19]. Она предполагает рассмотрение того, как форматы медиа участвуют в социальном конструировании реальности, и предполагает, что трансформация российского села связана не только с политическими, экономическими и социальными изменениями, но и с изменениями медиасреды, в которую вовлечены сельские жители.

Образ «обобщенного другого» в новой медиасреде

В наше время одни средства массовой коммуникации – такие, как пресса и радио, игравшие большую роль в формировании медиасреды в ХХ веке, теряют свое влияние на общество, тогда как телевидение обретает большее влияние благодаря развитию новых технологий передачи сигнала – спутниковому и цифровому вещанию. Интернет также получает все большее распространение не только в городах, но и на селе. Изменение «культурной предрасположенности в медиапотреблении», заключающейся в смене главного медиа, оказывающего ключевое влияние на социум (то, что Гарольд Адамс Иннис называл «bias of communication»), взаимосвязано с изменением социального конструирования реальности в изучаемом обществе [16]. Появляющиеся медиа заменяют собой медиа предшествующей эпохи, однако этот процесс проходит через поглощение части их функций, в том числе того, как устаревшие медиа конструировали реальность [20].

Израильский исследователь Джошуа Мейровиц [23], развивая идеи Маклюэна о том, что формат коммуникации влияет на социальное конструирование реальности – известную, но не всегда верно интерпретируемую формулу «the medium is the message» («средство коммуникации есть сообщение») [20], показал, что одним из последствий влияния цифровых медиа на социум является расширение представлений о должном. Если ранее предполагалось, что представления о должном формируются в ходе социализации через общение с семьей и друзьями (классик американской социальной психологии Джордж Герберт Мид [7] для обозначения представления о том, что именно считается правильным у той группы, к которой себя относит индивид, ввел понятие «обобщенный другой»), то Мейровиц предположил, что в эпоху массмедиа формирование образа «обобщенного другого» происходит не только в ходе взаимодействия с окружающими людьми, но и в процессе потребления медиаконтента. Более того, по его мнению, электронные медиа способствуют ослаблению роли реального окружения в формировании образа «обобщенного другого», уступая при этом медиаобразам.

По аналогии с «generalized other» («обобщенный другой») он ввел также новое понятие – «generalized eltherwhere» («обобщенное там»). Это понятие вводится с целью сделать акцент на том, что представления о должном могут касаться не только социально приемлемого поведения, но и должного уровня жизни в том или ином месте [21], а также в той или иной эпохе – добавим мы от себя. Таким образом, «generalized eltherwhere» может быть сконструирован так, что будет либо идеализировать, либо дискредитировать то или иное место, ту или иную эпоху. Образы «обобщенного другого» проявляются с помощью клише, которые берутся из культуры прошедших эпох [23] и распространяются средствами коммуникации. В качестве этих клише для жителей сельской местности, на наш взгляд, продолжают выступать советские образцы, большая часть которых заимствуется из советских кинофильмов. При этом важными оказываются оптимизм (вера в светлое будущее), коллективизм, справедливость. Эти качества положительных персонажей советских фильмов превращаются в клише и воспринимаются как присущие всем советским людям.

«Старые советские фильмы люблю, когда там колхозники в полях показаны. Смотришь – душа радуется. Люди радуются своим достижениям, делают все так, как в советское время. И у них душа радуется, и ты посмотришь, радуешься» (Угоры, женщина, 39 лет). «Как-то мы так жили в то время, и казалось, что все правильно было. Жили, училися и все» (Коксовый, женщина, 62 года).

Очевидно, что идеалистическое представление респондентов о жизни в СССР связано, в частности, с циклом их личной жизни, когда они были молоды и полны сил. Но не менее значимы и особенности медиасреды тоталитарного государства, которая отличалась от сегодняшней прежде всего наличием более жесткого контроля над распространением информации. Несмотря на наличие альтернативных источников информации, таких, как самиздат и иностранные радиостанции, для большинства населения медиа представляли четкую и однозначную картину мира, в которой на все был ответ, все было объяснено. Это реализовывалось и через специфику драматургических конфликтов, и через характеры героев. Поэтому многие жившие в то время (и не столкнувшиеся лично с репрессиями и другими проблемами, скрывавшимися от общества) считали то время таким, каким должно быть.

Если во время СССР жизнь не до конца устраивала респондента, то при сравнении с настоящим «та» жизнь обретала совсем иной образ. Из настоящего, неидеального для многих, Советский Союз стал прошлым идеальным. Эти представления о должном через коммуникацию в семье, в частности в процессе совместного просмотра и обсуждения советских фильмов с детьми (о чем часто упоминали респонденты), перешли к молодым людям, не знавшим советских реалий. Для них СССР иногда тоже является чем-то идеальным – волшебным Эльдорадо. Преимущественно это молодые люди из домохозяйств с низким социокультурным статусом.

Мы обращаем такое внимание на социокультурный статус домохозяйств, то есть на его оснащенность предметами быта, культуры, медиапотребления, потому что, по нашей гипотезе, предметная среда, окружающая людей, тоже может указывать на происходящие в их сознании перемены или свидетельствовать о том, что этих перемен нет. Привычка к использованию устройств, облегчающих ведение домашнего хозяйства, – таких, как стиральная и посудомоечная машины, может свидетельствовать не только о доходах респондентов, но и об изменении их представлений о комфорте, свободном времени, роли женщины в семье и т.д. Наличие теплого туалета и ванной в сельском доме (что было не традиционно для России ХХ века) свидетельствует о модернизации сознания даже в том случае, если сам респондент не замечает этого процесса и не артикулирует его. Заинтересованное отношение респондентов к обустройству быта, осуществляющееся под влиянием глобальной индустрии производства мебели и предметов домашнего обихода, которое стимулируется как через потребительские телепередачи, так и через рекламу сетевых магазинов мебели и т.п., заставляет часть людей иначе оценивать советские фильмы. Пренебрежение материальными ценностями, соответствовавшее коммунистической идеологии, оказывается для ряда молодых респондентов неприемлемым:

«Это ужасное было время. Неудобно было жить. Когда он [СССР] расформировался, стало намного удобнее и проще жить людям» (Коксовый, женщина, 15 лет, высокий статус).

Таким образом, «обобщенное там» советских фильмов в глазах людей, привыкших к другим стандартам быта и повседневным практикам, доминирует над «обобщенным другим» и дискредитирует идеализированные ценности человеческих отношений, которые оценивались бы выше, если бы конфликты развивались в привычном для современных зрителей потребительском контексте. Для респондентов же из домохозяйств с низким социокультурным статусом эталоны «обобщенного другого» будут доминировать над «обобщенным там», так как они не успели почувствовать на себе и оценить преимущества и возможности, даваемые новой предметной и технологической средой.

Тот же эффект мы наблюдали, обсуждая с респондентами разных возрастов и социокультурых статусов западное кино. Не только современные, но и старые голливудские фильмы, довольно близкие по ценностным ориентациям к советскому кино, воспринимаются зрителями как не соответствующие их представлениям об «обобщенном другом» преимущественно потому, что этому мешает «обобщенное там»:

«Иностранные не так нравятся. Не такие простые. Наши проще» (Угоры, мужчина, 57 лет, средний статус). «Я вообще их юмора не понимаю» (Угоры, мужчина, 39 лет, высокий статус).

Зато старые индийские фильмы с мелодраматическим сюжетом, герои которых часто бедны, ближе той части российских зрителей, которая не готова воспринимать «обобщенное там» американского кино как должное:

«Я люблю индийские фильмы, сентиментальные. Но, конечно, уже не современные, которые идут на фундаменте боевиков. Мне они не очень нравятся» (Угоры, женщина, 36 лет, высокий статус).

Для респондентов же, приученных разнообразием потребляемого контента к разным вариантам «обобщенного там», доминирующее значение имеет образ «обобщенного другого»:

«Мне больше западные фильмы нравятся. Они поинтереснее для меня. Но есть и русские нормальные фильмы» (Коксовый, женщина, 17 лет, высокий статус).

Очевидно, что современные российские кино и телесериалы по ряду причин оказываются между идеологически полярными советскими фильмами и современными западными блокбастерами, постепенно приучая отечественных зрителей к другим образам «обобщенного другого» и «обобщенного там». Чтобы разобраться, как эти новые образы воздействуют на динамику представлений о советском прошлом, мы проанализировали ряд клише, бытующих в современной медиасреде и влияющих на изменения образа СССР в массовом сознании.

Клише, формирующие образ СССР, в современной российской медиасреде

Для начала следует оговорить, что под клише в искусстве понимается установленная традицией, застывшая форма (тема, мотив, литературный штамп). В киноведении тоже существует понятие киноштампа – шаблона, повторяющегося из произведения в произведение и не являющегося продуктом творчества автора. Часто клишированным оказывается тот или иной персонаж, который потом становится объектом пародии. Такие пародийные персонажи часто присутствовали и в советских кинокомедиях (например, «Карнавальная ночь», «Брильянтовая рука», «Иван Васильевич меняет профессию» и др.). Не подвергая сомнению подобные определения клише, мы считаем нужным взглянуть на клише не только как на штамп, но и как на явление культуры, генетически связанное с понятиями архетипа, символа, канона. В разговоре о клише, на наш взгляд, необходимо затрагивать и эстетические, и коммуникационные проблемы, так как размышления о господствующих в культуре того или иного периода клише позволяют нам говорить о культурных особенностях эпохи и эталонах, доминирующих в массовом сознании.

В рамках данной статьи мы лишь обозначим принципиальную важность для нас как анализа самих клише, так и отношения к ним аудитории. При этом уточним, что, по нашему мнению, в кино клишированными могут быть не только персонажи, но и драматургические коллизии, режиссерско-постановочные приемы, декорации и т.д.

Для сравнения рассмотрим несколько типичных клише, используемых при подаче киноматериала в трех наиболее популярных у наших респондентов типах медиапродукции: советских фильмах, голливудских блокбастерах и отечественных телесериалах. Разумеется, мы понимаем, что советское кино было очень разным, не все фильмы, снятые в этот период, могут быть сопоставимы не только с современными блокбастерами, но даже между собой.

И все же, отдавая себе отчет в том, что сопоставлять придется часто несопоставимые вещи, мы рискнем это сделать. Вслед за нашими респондентами мы будем воспринимать «советские фильмы», «блокбастеры» и «сериалы» не как произведения искусства, а как единицы телеконтента, рядоположенные в рамках телепрограммы. Мы будем говорить о них не как о произведениях искусства, а как о проявлениях разных типов массовой культуры [5]. Все аудиовизуальные произведения, созданные на основе клише, мы будем рассматривать как единое явление – кич. При этом под кичем мы будем понимать особую форму структурирования мира в соответствии с потребностями обыденного сознания. Особенно важно при этом, что в российских условиях это – форма специфического «поселкового сознания» [14], носителями которого являются большинство россиян (вне зависимости от места жительства), вышедших из традиционного фольклорного сознания, но так и оставшихся недоурбанизированными.

Для сравнения мы выделили некоторые характерные приемы-клише, транслируемые разными типами кичевой экранной продукции, которые структурируют мир в соответствии с потребностями обыденного сознания.

Таблица 1. Сопоставление клише, встречающихся в разных типах телеконтента

Таким образом, кичевые советские фильмы с помощью клише создают образ мира, в котором жизнь течет размеренно, своим чередом, не надо никуда торопиться. Она хоть и примитивна, но в этом мире есть место для простого человека, для его жизни, его горестей и радостей. Эта жизнь связана с жизнью других и имеет какое-то общечеловеческое значение. Ведь кич – это способ сделать мир надежным и понятным для обыденного сознания. По ряду параметров советский кич ближе к соцреализму, но одновременно он противостоит ему, отстаивая права маленького человека.

«Старое кино люблю, в нем жизненно все» (Угоры, женщина, 38 лет, средний статус). «Как люди раньше жили, как лес пилили – интересно посмотреть» (Угоры, мужчина, 39 лет, высокий статус). «Там показывали жизнь деревенского человека, как он живет, как в люди выбивались» (Угоры, женщина, 36 лет, высокий статус).

Очевидно, что такая картина мира совпадает с представлениями о действительности деревенских жителей гораздо больше, чем картина мира голливудских блокбастеров, в которых время течет стремительно, побеждает индивидуалист, способный добиваться каких-то сверхъестественных целей, а жизнь простых людей часто стоит недорого:

«Меня вот только фильмы раздражают, где все время стреляют, все время убивают. Я говорю – и молодежь-то теперь на это настраивают, ну что это такое? Путного фильма что ли теперь не снять? Только все боевики вот эти?» (Угоры, женщина, 59 лет, низкий статус). «Мне очень не нравится, когда показывают жестокость. Приоритетом пользуется жестокость» (Угоры, мужчина, 56 лет, низкий статус).

Простые люди, являющиеся персонажами блокбастеров, и их проблемы не опознаются российскими респондентами как универсальные, потому что повседневные практики этих киногероев сильно отличаются от отечественных:

«Мы своих-то традиций до конца не знаем, нам еще чужих проблем не хватало» (Угоры, женщина, 36 лет, высокий статус). Картина мира блокбастеров в сознании зрителей часто ассоциируется с городской жизнью в целом. И эта жизнь и культура оказываются хуже, чем сельская. «Сейчас жизнь нехорошая… Ну они, наверно… может мы в деревне и не понимаем ничего-то. Ну, вы ведь в городах… в городах ведь совсем не то, что здесь. А чего мы видим-то в деревне… Это вот насмотришься этот телевизор, что делается в городах, это страсть… А у нас ведь здесь тишина, а там деток не выпусти, там же страшно жить, в городах» (Угоры, женщина, 61 года, низкий статус).

Клише российских сериалов конструируют мир, который похож на мир советских фильмов лишь частично. Плотность повествования в них неровная, герои то живут очень размеренно, тратя много времени на разговоры, то события ускоряются, их плотность становится очень высокой. Множество сюжетных линий, каждая из которых развивается с разной скоростью, позволяют зрителям почувствовать ритм современного мира, но оставляют возможность укрыться от его скорости. Простые люди в сериалах все время попадают в непростые ситуации, что заставляет зрителей сопереживать их эмоциям. Но вместе с тем их жизнь оказывается тоже непохожей на жизнь зрителей.

С одной стороны, многоукладность картины мира российских сериалов позволяет зрителям адаптироваться к стрессам современного мира. С другой – действие сериалов порой изолировано от окружающей действительности павильонными съемками или экзотической натурой, как это было в сериале «Ефросинья», который активно обсуждали респонденты в Угорах. За счет этого жизнь героев тоже становится неузнаваемой, кажется нелогичной.

«Мне все нравится, я ж за всех переживаю, как семья моя стала» (Угоры, женщина, 38 лет, средний статус). «Чушь эта Ефросинья» (Угоры, мужчина, 70 лет, низкий статус).

В других случаях действие сериала начинается в советское время (например, сериал «Мать-и-мачеха») и доходит до наших дней, позволяя зрителям ощутить преемственность советских и современных российских ценностей. Этот прием активно использовался и в советских многосерийных фильмах – например, «Рожденная революцией» (про советскую милицию) или «Москва слезам не верит» (о судьбе женщины-руководителя). Герои, проносящие свои ценности через десятилетия, корректирующие на глазах зрителей образ «обобщенного другого» и «обобщенного там», выполняют задачу психологической и социальной коррекции для аудитории. Они делают образ советского прошлого не столь однозначно идеализированным, но и не позволяют окончательно дискредитировать его, так как показывают, как многое в современной российской культуре связано с этим прошлым.

Но одновременно современные российские сериалы, буквально пронизанные кичем, примитивизируют действительность, загромождают важные с точки зрения ценностей конфликты ненужными, но привлекающими внимание подробностями. В результате сознание аудитории так и остается «поселковым» и недоурбанизированным.

Типы потребления клише, формирующих образ СССР, Запада и современной России

Не все опрошенные нами респонденты готовы воспринимать любые образы, транслируемые медиа. Они осознанно ограничивают потребляемый контент только теми продуктами, которые полностью соответствуют доминирующим в их сознании образам «обобщенного другого» и «обобщенного там».

Очевидно, что возможны две практики медиапотребления киноклише. Одна предполагает принятие этих клише, другая – отторжение. (Разумеется, могут быть и варианты неполного принятия или отторжения, но для фиксации этих полутонов требуется более высокий уровень рефлексии респондентов, чем был в нашем исследовании.) Если обозначить принятие клише «1», а отторжение «0», то, имея три переменные (СССР – советские клише, Запад – блокбастеры, Россия – отечественные сериалы), получаем 8 возможных комбинаций:

1. СССР – 0, Запад – 0, Россия – 0. – Немассовый вкус

2. СССР – 1, Запад – 1, Россия – 1. – Всеядный

3. СССР – 1, Запад – 0, Россия – 0. – Советофил

4. СССР – 1, Запад – 1, Россия – 0. – Киноман

5. СССР – 1, Запад – 0, Россия – 1. – Русофил

6. СССР – 0, Запад – 1, Россия – 0. – Западник

7. СССР – 0, Запад – 1, Россия – 1. – Модернист

8. СССР – 0, Запад – 0, Россия – 1. – Созерцатель

Комбинация 1, предполагающая, что респондент не любит ничего из трех названных медиапродуктов, встречается чрезвычайно редко. В Угорах и в Коксовом нам встретилось несколько молодых людей, предпочитающих фильмы ужасов и фэнтези. В Ростовской области в эту группу попали еще несколько молодых женщин, предпочитающих западные комедии и мелодрамы, но негативно относящихся к боевикам. Эти люди по-разному относятся к СССР и современности, но никто из них СССР не идеализирует.

Комбинация 2 – достаточно распространенная. Чаще всего это супружеские пары пенсионеров, которые совместно смотрят все подряд. Зачастую мужчина любит смотреть блокбастеры, а жена их ругает, но является пассивным зрителем. При этом жена смотрит сериальную продукцию, которая подвергается критике со стороны мужа. Тем не менее они смотрят ТВ вместе и обсуждают передачи друг с другом. Несмотря на то что они воспринимают образы и прошлого, и настоящего, глубокого влияния на их восприятие это не оказывает. В силу возраста они склонны идеализировать образ СССР и подозрительно относиться к современности:

«По-моему, много какой-то распущенности и вульгарности, которая была непозволительна» (Угоры, женщина, 61 год, средний статус).

Комбинация 3 – это люди, которые любят исключительно советские фильмы. Все остальное их раздражает. Современные сериалы и блокбастеры вызывают у них отторжение из-за неприятия используемых в них клише. Эти клише используются и при оценке окружающей действительности, в результате чего респонденты этого типа воспринимают весь современный мир чуждым:

«Тот же “Рембо” показывают, но это для молодежи фильм. Это не для нас фильм. Нас боевиками уже запилили. Наши фильмы показывают только 9 мая и такие исторические фильмы. Молодежь смотрит, им, конечно, интересно. Мы уже другого поколения» (Коксовый, женщина, средний статус).

Комбинация 4 – это люди, которые смотрят советское и западное кино, однако сериалы не смотрят. Это чаще всего мужчины старшего и среднего возраста. Их раздражает количество сюжетных линий, мелодраматические ходы, периодическое замедление развития действия:

«Сериалы не смотрю. А фильмы – комедии, военные, Отечественная война, хорошие фильмы русские. И заграничные: Щварценеггера, Ван Дамма, фантастику…» (Коксовый, мужчина, средний статус).

Комбинация 5 – это люди, которые предпочитают все отечественное – как советское, так и современное:

«Мы русские люди, нам надо все русское» (Угоры, мужчина, 38 лет, высокий статус).

Комбинация 6 – зрители, предпочитающие только западные фильмы, – также встречается достаточно редко среди сельских жителей. В Костромской области такой тип отсутствует в принципе, в Ростовской встречается среди молодежи, обычно из семей с высоким социокультурным статусом.

Комбинация 7 – любители всего современного, как западного, так и отечественного – также свойственна людям не пожилым, но в данном случае речь идет о людях среднего возраста, преимущественно женщинах. Молодежь меньше смотрит отечественные сериалы, тогда как женщины с детьми являются сериальной аудиторией, которая не пренебрегает и западной кинопродукцией:

«Ой, я люблю ужастики (смеется). Я люблю ужастики, я получаю от них удовольствие вообще просто. Ну, романтические фильмы, сериалы. Э-э-э… русские даже, ради Бога, там, вот сейчас эти «Сваты» идут – это вообще прекрасная вещь. <…> А советские фильмы нет. Не, ну там, я не знаю, какие там можно из советских… какие-то такие… может, комедии еще можно там что-нибудь поглядеть, не знаю… «Ирония судьбы, или С легким паром»… <…> Не знаю я. Мне нравится тот век, в котором я живу, скажем так». (Коксовый, женщина, 30 лет).

Комбинация 8, в нашем случае – умозрительная конструкция. Среди респондентов мы таких не встречали.

Заключение

Исходя из вышеописанного, мы можем говорить о том, что влияние кино- и сериальной продукции на формирование и трансформацию представлений о прошлом и должном может быть очень значительным. Но решающее слово все равно остается за самим медиапотребителем, который осуществляет выбор контента и тем самым способствует или препятствует корректировке как образов современности, так и образов прошлого.

Автоматической модернизации сознания, таким образом, не происходит. Однако погружение в модернизированный предметный мир домашних интерьеров, электронных гаджетов, бытовой техники, атрибутов и образов современной культуры, необходимость соприкасаться с городской культурой, – все это постепенно корректирует образ «обобщенного там» и заставляет респондентов по-новому оценивать советские клише, воспринимать как «обобщенных других» не только крестьян из фильмов второй половины ХХ века, но и современных горожан. А это значит, что со временем образ СССР будет все менее идеализироваться, уступая место иным образам должного.

Список литературы

1. Архангельская И.Б. Герберт Маршалл Маклюэн: От исследования литературы к теории медиа : автореф. дис. … д-ра филол. наук. М., 2009.
2. Громов Е.С. Сталин. Власть и искусство. М., 1998.
3. Зоркая Н.М. История советского кино. СПб., 2005.
4. Кирия И., Новикова А. Депрессивное медиапотребление (исследование телевизионных предпочтений сельских жителей) // Вестник МГУ. Серия 10. Журналистика. № 5. С. 53–63.
5. Костина А.В. Массовая культура как феномен постиндустриального общества. М., 2006.
6. В.И. Ленин о культуре и искусстве. М., 1956.
7. Мид Дж.Г. Избранное. М., 2009.
8. Новикова А.А. Телевизионная реальность. Экранная интерпретация действительности. М., 2013.
9. Рефлексивное крестьяноведение: десятилетие исследований сельской России. М., 2002.
10. Фрейлих С. Теория кино: От Эйзенштейна до Тарковского. М., 1992.
11. Хренов Н.А. Образы «Великого разрыва». Кино в контексте смены культурных циклов. М., 2008.
12. Цветущая сложность: Разнообразие картин мира и художественных предпочтений субкультур и этносов. СПб., 2004.
13. Штомпка П. Социология. Анализ современного общества. М., 2008.
14. Яковлева А.М. Кич и художественная культура. М., 1990.
15. Gordon W.T. Marshall McLuhan: Escape into Understanding: A Biography. Basic Books, 1997.
16. Innis H. The Bias of Communication. Toronto, 1951.
17. Lamberti E. Matshall McLuhan Mosaic: Probing the Literary Origins of Media Studies. Toronto, 2012.
18. Lerner D. The passing of traditional society: modernizing the Middle East. New York, 1958.
19. Marchand Ph. Marshall McLuhan: The Medium and the Messenger. The MIT Press, 1998.
20. McLuhan M. Understanding Media: The Extensions of Man. NY, 2003.
21. McLuhan M., McLuhan E. Laws of Media: The New Science with Eric McLuhan. Toronto, 1992.
22. McLuhan M., Watson W. From Cliché to Archetype. NY, 1970.
23. Meyrowitz J. The Rise of Glocality: New Senses of Place and Identity in the Global Village, 2004. [web publication: http://www.fil.hu/mobil/2004/meyrowitz_webversion.doc].