2014 № 2 (11)

Молодежная среда: тяга к чудесному. Рецепция книг и фильмов в жанре фэнтези

ISSN 2226-0072

Рецепция книг и фильмов в жанре «фэнтези»

Жалобы на то, что молодежь мало читает и вообще не интересуется искусством, стали общим местом. Тем не менее для некоторых молодежных сообществ характерен особый интерес к художественной культуре – речь идет как о музыке, так и о культовых книгах и кинофильмах. Да и вообще, время от времени появляются такие произведения, которыми подростки и молодежь увлекаются едва ли не поголовно. Пессимисты уверяют, что подобной популярностью пользуются лишь низкопробные явления массовой культуры, однако это не совсем верно. Среди кумиров молодежи есть очень и очень талантливые авторы, но они чаще всего держатся в рамках определенных, излюбленных молодежью жанров. Фэнтези – своеобразное ответвление фантастического жанра – занимает среди этих жанров виднейшее место.

Вопрос жанровых предпочтений современной молодежи представляется особенно важным, ибо в самой жанровой структуре культового произведения заложены определенная философия и даже жизненный сценарий. «Дух» произведения накладывает отпечаток на своих поклонников.

Существует ли сегодня единая молодежная субкультура, описание которой хотя бы в некоторой степени являлось портретом всего поколения? Разные исследователи дали бы непохожие ответы на этот вопрос. К примеру, Т. Щепанская и С. Левикова выделяют ряд общих черт, свойственных в целом молодежной культуре конца ХХ – начала ХХI века. Левикова характеризует ее как «эзотерическую, эскапистскую, урбанистическую» [4, с. 24]. Она рассматривает отношения «господствующей» культуры и молодежной как «материнской» и дочерней». При этом «дочерняя», впитывая ряд черт «материнской», добавляет к ним свои собственные.

Т. Щепанская предлагает другую модель взаимодействия: молодежная культура является для господствующей «чуждой», «экстернальной», однако через какое-то время она становится для общества источником новых идей [9, с. 29].

Литература, посвященная молодежным субкультурам, на сегодняшний день чрезвычайно обширна. Однако пока не получил объяснения феномен резкого возрастания популярности среди молодежи в конце ХХ века жанра «фэнтези». Интерес к фантастическим произведениям нарастает и спадает в обществе волнообразно; можно предположить, что в каждом конкретном случае это связано с усилением тех или иных настроений в обществе, а также с социальным климатом в целом. Встречаются и книги-феномены, и фильмы-рекордсмены: увлечение тем или иным произведением в жанре «фэнтези», подобно эпидемии, вовлекает в свою сферу миллионы. В чем же особенность этих культовых книг и фильмов? Попробуем обратиться к некоторым из них.

Мифология войны

Всплеск интереса аудитории к фантастике, основанной на фольклорных сюжетах, а следовательно, к изображению демонических и инфернальных персонажей, был отмечен в конце XIX – начале ХХ века. Картина мира цивилизованного человека, жившего в эпоху поразительных открытий в области науки и техники, оказалась населена вампирами, мелкими бесами, сатирами и безумными пророками. Массовая культура присвоила и трансформировала иррациональную, фантастическую составляющую фольклора. В массовой культуре сверхъестественное поселилось всерьез и надолго; если такие жанры, как былина, исчезли бесследно, то суеверные рассказы сохранились и продолжили свое существование в фильмах ужасов и в городском фольклоре.

Пережив пик своей популярности на заре кинематографа, фантастический фильм ужасов занял свое скромное место среди прочих кинематографических жанров. Городской «страшный» фольклор являлся – и до сих пор является – достоянием детей и подростков.

Однако в середине ХХ века появляется фэнтези и оформляется в особый жанр. «Отцом фэнтези» называли английского писателя и филолога Д.Р.Р. Толкина, а классикой жанра стала созданная им трилогия «Властелин колец». Этот жанр имеет некоторые отличительные черты. Прежде всего место действия произведения «фэнтези» – это некий вымышленный мир, существующий по собственным законам и населенный фантастическими существами. В «классической» фантастике местом действия чаще всего остается обычный земной мир, в котором начинают происходить некие сверхъестественные, или, по крайней мире, кажущиеся сверхъестественными, события (в научной фантастике все паранормальные события так или иначе объяснены естественными причинами).

В фэнтези чудо не нуждается в объяснениях: оно происходит просто потому, что таковы законы этого придуманного мира. Антураж фэнтези так или иначе позаимствован из прошлого человечества (чаще всего он напоминает европейское Средневековье). Сюжет – чаще всего приключения, квест; как правило, одной из главных сюжетных линий становится военное противостояние. Сюжетные мотивы решающей битвы с врагами и поединка героя с главным противником отличаются постоянством.

Взглянем на сюжет типичного романа фэнтези глазами классика жанра, Анджея Сапковского: «Кто хочет, пусть прикроет глаза, протянет руку к книжной полке и возьмет с нее наугад, вслепую любой роман фэнтези. И пусть проверит. Книга описывает два королевства (две страны, империи). Одно – Страна Добра, другое – наоборот. Есть Добрый Король, лишенный трона и наследства и пытающийся обрести их вновь, чему противодействуют Силы Зла и Хаоса. Доброго Короля поддерживает Добрая Магия и Добрый Чародей, а также сплотившаяся вокруг справедливого владыки Боевая Дружина Удальцов. Однако же для полной победы над Силами Тьмы необходим Волшебный Артефакт, магический предмет невероятной мощи. Предмет этот во власти Добра и Порядка обладает интегрирующими и умиротворяющими свойствами, в руках же Зла он сила деструктивная. Стало быть, Волшебный Артефакт необходимо отыскать и овладеть им, прежде чем он попадет в лапы Извечного Врага» [6, с. 206].

В описанную Сапковским схему укладывается и «Властелин колец». Немаловажно, что произведение было создано именно в то время, когда мир был расколот на два полюса.

Толкин протестовал, если читатели пытались отыскать в его произведениях какие-либо политические намеки, однако опыт Второй мировой войны не мог не отразиться на мировосприятии писателя. Переводчик В. Муравьев отмечает: «Сколь угодно может Толкин раздраженно настаивать на том, что его книга не есть иносказание Второй мировой войны, – и конечно же нет, подобное аллегорическое истолкование (опробованное критикой) эпопею примитивизирует, обедняет и опошляет. Но когда он в полемическом запале утверждает, будто она и совсем не связана с семью военными годами, – это уж извините. Никак в это не верится – хотя бы потому, что его сын Майкл был зенитчиком, а Кристофер – военным летчиком» [5, с. 22]. Именно в конце Второй мировой была написана большая часть «Властелина колец».

Сегодня дихотомичный мир, расколотый на Абсолютное Добро и Абсолютное Зло, представлен во многих литературных и кинематографических жанрах, и особенно в популярных произведениях для детей. Не обязательно связывать эпоху мировых войн и позднейшую холодную войну с мифологией войны, восторжествовавшей в массовой культуре. Однако игра в войну и настоящая война все же соединены тысячами незримых нитей.

Поклонники профессора Толкина

Движение поклонников произведений Д.Р.Р. Толкина зарождается в 1960-е годы. Интересно, что случилось это не в то время, когда знаменитая трилогия «Властелин колец» впервые появилась на прилавках, а примерно лет через 10 после этого. Как известно, Толкин, выдумавший волшебную страну Средиземье, не ждал для своих произведений шумного успеха, а его издатель опасался убытков. Тем не менее первый тираж разлетелся мгновенно, за ним последовали другие, но прошло еще много лет, пока читатели не поняли: «Властелин колец» – гораздо больше, чем обычная сказка.

Среди лозунгов, под которыми проходили студенческие волнения 1960-х годов в Англии и Америке, звучал и следующий: «Гэндальфа – в президенты!» Для тех, кто не знает, поясним: Гэндальф – добрый волшебник. Популярность героев Толкина давно вышла за пределы молодежной аудитории: существует легенда, что президент США Рональд Рейган сравнивал СССР с толкиновской страной зла – Мордором. Совсем недавно один из российских депутатов назвал политических оппонентов орками – этакой злобной нечистью из романов великого англичанина.

В России первые переводы «Властелина колец» Толкина появились в начале 1980-х гг. Примерно в это же время появились в нашей стране и толкинисты. Впрочем, многие из них читали Толкина на английском, занимались переводами. Тем, кто наблюдает за субкультурой со стороны, чаще всего бывают заметны только внешние ее проявления. Первые толкинисты бросались в глаза «средневековым» стилем в одежде и пристрастием к битвам на деревянных мечах.

Наблюдавшая в течение ряда лет за жизнью и развитием субкультуры изнутри исследователь А.Л. Баркова выделяет три аспекта в жизни сообщества: скрупулезное изучение текстов Толкина (которого почтительно именовали Профессором), сочинение собственных текстов и изобретение собственных миров («мироглядство») и, наконец, наиболее известное занятие – ролевые игры с битвами. За минувшие десятилетия внутри субкультуры произошли значительные изменения, количество толкинистов уменьшилось, однако оставшиеся стали, по мнению А.Л. Барковой, куда более сплоченными [1, с. 319]. Уже в ХХI веке были созданы голливудские блокбастеры на тему «Властелина колец» и «Хоббита». Выросло новое поколение, которое, строго говоря, не относится к толкинистскому движению, однако имена героев Толкина у них на слуху. Молодежь знает тексты Профессора не по книгам, а по кинематографу.

Итак, почему именно Толкин? В чем секрет магического воздействия его книг на людские души?

Обратим внимание на то, что по сюжетной структуре и системе персонажей и «Хоббит», и «Властелин колец» – типичные сказки. Персонажи выполняют функции, описанные Проппом, – «герой», «вредитель», «помощник», «даритель» и т.д. Также характерно для волшебной сказки то, что в центре повествования оказывается герой «низкий», «не подающий надежд» – хоббит, маленькое создание, превыше всего ценящее покой и уют. В то же время стиль и манера писателя, обилие психологических подробностей отсылают к жанру романа-эпопеи. Кроме того, у Толкина отсутствует важная для народной сказки черта – установка на вымысел. Писатель создает иллюзию достоверности, описывая волшебную страну Средиземье и ее обитателей как реально существовавших. Эта «установка на достоверность» сближает «Властелина колец» с эпосом; она является чрезвычайно важной для поклонников Толкина чертой, поскольку для многих весь смысл участия в движении заключается в том, чтобы «вспомнить» себя в волшебной стране. Первое условие участия в сообществе толкинистов – отношение к миру книг Толкина, как к реальному.

В основе книг Толкина лежит стройная мировоззренческая система, которая чрезвычайно близка христианской. Не забудем, что сам писатель был глубоко верующим человеком. В центре повествования – борьба Добра и Зла, причем, если Добро слабо, а Зло могущественно, Добро все равно побеждает. Зло неразрывно связано с гордостью и стремлением к власти, добро жертвенно, проявляется в служении ближнему. В сказке действуют несколько волшебных народов. Самый красивый из них – эльфы, они мудры и близки к природе, а вот хоббиты не так красивы, но кротки душой.

Для «толкинистов» было характерно восприятие событий, о которых идет речь в цикле романов Толкина, как произошедших в действительности. События эти имеют чрезвычайно важное значение: от действий хоббита Фродо и судьбы Кольца Всевластья зависит спасение или гибель мира. Таким образом, произведения писателя приобретали для участников сообщества функции мифа.

Неудивительно, что этот комплекс идей накладывал свой отпечаток и на стиль поведения толкинистов, и на их внешний вид. А.Л. Баркова уверяет, что толкинисты нередко узнавали друг друга по особому эмоциональному состоянию, «светящемуся взгляду» [1, с. 313]. Поскольку быт всех толкиновских существ напоминал о раннем Средневековье, в облике толкинистов были заметны некоторые «архаичные» элементы. Если в 1990-е гг. молодежь эпатировала окружающих плащами, мечами и длинными платьями, то толкинисты 2000-х гг. отказались от демонстративного стиля. Был уместен лишь намек на старину, на необычность – не более, потому что добрым героям Толкина свойственна скромность, а не выпячивание своего «я».

Две «говорящие» детали: толкинисты предпочитали носить длинные волосы и самодельные украшения. И то и другое говорит о некоторой связи с обликом и духовным наследием хиппи. Основная ценность, перешедшая от хиппи, – близость к природе. Впрочем, несмотря на свое пристрастие к игровым битвам, большинство толкинистов, вслед за хиппи могли бы сказать, что важнейшие в жизни вещи – «мир и любовь».

Рукодельные детали костюма толкинистов свидетельствовали о стремлении к творчеству в его любом проявлении. Разумеется, тщательное выстраивание своего облика в любом случае является творчеством, но для представителей данного движения было особенно важно творить красоту своими руками – вещь должна быть нестандартной, уникальной, только твоей. Это являлось своего рода отрицанием «шаблонов», господствующих в современном мире.

На примере движения толкинистов мы видим чрезвычайно интересный способ восприятия текста. Представителей сообщества не удовлетворяла пассивная роль читателя. Они предпочитали воспроизводить текст через игру. В этом заключен двоякий смысл. Во-первых, игра позволяет читателю или зрителю оказаться «внутри» текста, помогает его «проживанию». И это может приводить к тому, что, по словам участника толкинистского сообщества, «игра становится жизнью», люди продолжают жить своими ролями и в повседневности (1).

Во-вторых, в игровой форме осуществляется сотворчество поклонников с автором. Разумеется, это не единственная форма сотворчества. Есть еще «фанфики» – творчество по мотивам Толкина, апокрифы (некоторые из них подробно развивали сказанное Профессором, другие создавали собственные, альтернативные версии), песни и баллады, которые исполнялись авторами, «менестрелями». Заметим, что в творчестве «менестрелей» немало шуточных песен, пародий на книги Профессора. В этом не было ничего оскорбительного – и исполнители, и слушатели интуитивно ощущали, что пародия есть одно из средств для поддержания вечной новизны текста. Как известно, лишь могучие, жизнеспособные, богатые архетипами тексты рождают пародии. Пародия является еще одной формой игры – возможностью увидеть любимых героев и знакомые сюжеты в необычном ракурсе.

Итак, основными чертами субкультуры толкинистов являлось конструирование иной реальности, проживание альтернативной жизни, а в какой-то степени и моделирование собственной «обычной» жизни в соответствии с идеалами, выраженными Толкиным. Что касается особенностей восприятия текстов писателя, здесь доминировало переживание событий как реальных и стремление к сотворчеству, внесению собственного вклада в корпус толкинистских легенд и мифов.

На протяжении последних лет субкультура толкинистов постепенно угасала. Современные широкие круги молодежи – поклонники киноверсий «Властелина колец» и «Хоббита» – уже относятся к этим произведениям не как к мифу, а, скорее, как к игре. Немаловажно и то, что моральный и религиозный пафос Толкина уже не столь важен для современной аудитории. Фродо и Гэндальф стали персонажами массовой культуры и столь же мало связаны с представлениями о нравственности, как Микки-Маус.

Молодые посетители киносайтов, оставляя отзывы на кинотрилогию «Властелин колец», больше говорят о спецэффектах и красотах натурных съемок, нежели о смысле произведения: «Пейзажи в фильме — лес, Шир, Эльфийские просторы, шахты Мории — все передано великолепно, так красиво, захватывающе» (2). В этом смысле очень характерен отзыв пользователя Nikitos515, для которого главное достоинство «Властелина колец» состоит в развлекательности: «Честно говоря, я не являюсь поклонником литературного произведения Толкиена, однако вот его кинематографическое переложение мне пришлось по вкусу, и даже очень. “Властелин колец: Братство кольца” (коль речь пойдет исключительно о первой части трилогии) — это практически идеальная формула для полнейшего развлечения зрителя. Здесь, по сути, не нужно думать, ведь все, что от тебя требуется, это нажать play, а уж все остальное картина сделает сама» (3).

Очень немногие, подобно зрителю benobiwan, отмечают важность моральной составляющей: «Фильм очень качественный, а главное, как и книга, учит нас таким вещам, как настоящая любовь и дружба, чувство долга и беззаветная храбрость» (4).

Школа волшебников

В начале ХХI века появляется новый цикл культовых произведений. Книги, созданные английской писательницей Джоан Роулинг, о приключениях мальчика Гарри Поттера в школе волшебства Хогвартс, в короткое время приобрели целую армию поклонников. Фильмы, снятые ведущими режиссерами по каждой из книг, способствовали еще большему распространению поттеромании. Сегодня фэндом (сообщество фанатов) «Гарри Поттера» в Интернете настолько велик, что с трудом поддается обозрению. В российском обществе начались оживленные дискуссии, целью которых было определить, о чем свидетельствует данный феномен. Категорическое неприятие книги Роулинг вызвали у современных российских «почвенников», которые увидели в них экспансию западного влияния, обеспокоилась также православная общественность – ведь церковь с древних времен считает колдовство одним из тягчайших грехов.

Правда, к восторгу поклонников Роулинг, один из ведущих богословов, диакон Андрей Кураев, выступил в защиту мальчика-волшебника [3].

Он увидел в книгах английской писательницы прежде всего традиции волшебной сказки, которая, повествуя о волшебниках, ни в коем случае не является сама по себе учебником магии и, кроме того, внушает детям моральные правила, вполне совместимые с христианским учением. Да и сама Роулинг постаралась отмести все обвинения в сатанизме и подчеркнуть, что ей близко христианское мировоззрение.

Поттеромания, став заметным явлением культуры, не сложилась в отдельную субкультуру – возможно, потому, что увлечение Джоан Роулинг было слишком массовым – в то время как современные молодежные сообщества, как подчеркивает С. Левикова, изначально элитарны. Увлечение охватило прежде всего детей 13–15 лет; возможно, это слишком юный возраст для формирования некоего организованного сообщества – так или иначе, не выделилось ядро, группа, которая выработала бы свой стиль и язык и могла бы стать основой субкультуры. Говорили, что некоторые толкинисты переметнулись в ряды поттероманов. Тем не менее поттеромана не вычислишь по внешнему виду. Сообщения Интернета о подростковой моде на черные мантии и ручных сов оказались выдумкой. Вся деятельность поттероманов сводится в основном к интернет-активности, направленной на то, чтобы еще и еще раз выразить свою любовь к героям Роулинг.

Существуют тысячи сайтов поклонников Гарри Поттера, «фанфики» бесчисленны. Интернет и книжные прилавки переполнены пародиями и ироническими вариациями на темы «Гарри Поттера». Однако характерно, что поттероманы (ну, кроме, может быть, самых младших по возрасту) относятся к своему увлечению только как к игре. Если Средиземье воспринимается толкинистами как «некогда существовавшее», то вряд ли кто-то воспринимает школу волшебства как действительность. В прессе появлялись сообщения о том, что некоторые дети получили травмы, попытавшись полетать на метле, однако такие случаи можно рассматривать только как единичные инциденты, которые в счет не идут.

Можно предположить, что книги Роулинг имеют довольно значительный воспитательный эффект. «Знаете, чему на самом деле учат эти книжки? Что мужество и верность хороши. Что друзьям надо помогать. Что бояться зла нельзя, и очевидное могущество зла не есть повод к тому, чтобы перейти на его сторону», – пишет Андрей Кураев [3, с. 379]. Неправы те критики старшего поколения, которые уверяют, что Роулинг пропагандирует отказ от образования и труда (к чему, мол, они, когда есть волшебная палочка?). Если мы прочтем книги о Гарри Поттере, то поймем, что для юных волшебников любое чудо – результат кропотливых занятий и упорного труда. Мало того, волшебный дар воспринимается Гарри Поттером и его друзьями прежде всего как ответственность.

Кроме того, тексты Роулинг, несмотря на присутствующий в них эсхатологизм, отнюдь не претендуют на то, чтобы взять на себя функции мифа. Им присуща глубокая постмодернистская ирония, хотя отдельные эпизоды кажутся мрачными и страшными. В новом контексте перед нами предстают привычные сказочные атрибуты – такие, как волшебная палочка, мантия волшебника, напиток, делающий, человека невидимым, оживающие портреты и т.д. То, что могло бы стать страшным, нередко выглядит забавным – к примеру, живой портрет Толстой Дамы, любительницы пения, или любезное привидение по имени Почти Безголовый Ник. Если же рассмотреть каждый эпизод с изображением действия волшебства, то придется признать, что залогом успехов для героев во всех случаях становилась не магическая одаренность, а мужество, мудрость, трудолюбие и т.д.

Это именно та сказка, которая является «гробницей мифа» [3, с. 375] – в отличие от книг Толкина, которые дали толчок к созданию и разрастанию новой мифологии. Тем не менее Джоан Роулинг отнюдь не стремилась к тому, чтобы создать достаточно четко оформленный комплекс идей, который мог бы стать основой субкультуры. А потому поттеромания осталась одним из многочисленных массовых увлечений современных подростков. Читая отзывы на фильмы поттеровского цикла, видишь, что большинство из них оставлены очень юными людьми. «Прикольный фильм, чуть больше драк и ваще класс будет» – так выразил свое одобрение пользователь с говорящим именем Zoomby. Несколько большую зрительскую искушенность демонстрирует Saphier: «Время от времени у меня появляется недостаток чего-то приключенческо-захватывающе-сказочного, и я пересматриваю и перечитываю эту захватывающую сказку!!!» (5) Дефицит «сказочного» и «захватывающего» в обыденной жизни является, разумеется, одной из главных причин успеха фэнтези. Однако как соотносится желание увеличить количество драк в фильме с отношением к проявлениям агрессии в жизни? Вопрос спорный.

Нонсенс и фэнтези

Одним из самых кассовых фильмов последних лет стала картина американского режиссера Тима Бёртона «Алиса в Стране чудес». Она не породила собственных фанатов, не сформировала молодежной субкультуры, тем не менее заслуживает особого рассмотрения хотя бы потому, что Тим Бёртон на протяжении многих лет был кумиром молодежи, однако «Алиса» не стала его безусловной удачей. Здесь особенно очевидной стала разница между литературным произведением, положенным в основу фильма, и сценарием, представлявшим собой образчик жанра «фэнтези». Тим Бёртон обратился к одному из самых странных и причудливых созданий человеческого гения, чтобы на его основе создать достаточно шаблонную историю, повторяющую все штампы «фэнтези».

У Кэрролла Алиса – милое дитя, которое бродит по зачарованной стране снов, попутно пытаясь решать логические и математические загадки. Вся история – несмотря на всю свою запутанность – это грустное напоминание о том, что детство проходит. И путешествие через волшебную страну становится, как в волшебной сказке, инициацией.

У Бёртона Алиса – взрослая девушка. Страна чудес, в которой оказывается Алиса, находится под пятой Красной королевы. Алиса помогает народу Страны чудес и Белой королеве освободить землю от тирана. Для этого ей приходиться раздобыть Вострый меч и сразиться в честном бою. Роль ее – мессианская. А весь странный народец из Страны чудес и Зазеркалья оказывается ее помощником в праведной борьбе.

Г.К. Честертон в одном из своих эссе пишет: «Когда викторианцам хотелось устроить себе каникулы, они их и устраивали, настоящие интеллектуальные каникулы. Они сумели создать мир, который для меня, по меньшей мере, до сих пор остается своеобразным прибежищем и тайными каникулами, мир, в котором чудища, в других сказках устрашающие, превращались в мирных домашних животных» [8, с. 238]. В сказке Тима Бёртона чудовища не мирные и не домашние, а смертельно опасные. Едва упомянутые Кэрроллом Бармаглот и Брандашмыг превращаются в кровожадных компьютерных монстров и играют весьма заметную роль в фильме Бёртона. Итак, мы видим, что сюжет, который лег в основу фильма Тима Бёртона, заключает в себе гораздо больше мотивов, связанных с войной, борьбой, противостоянием. Наиболее концентрированное выражение эти мотивы находят в сюжете драконоборства. Алиса в рыцарских латах напоминает одновременно святого Георгия и Жанну д’Арк. Все это привносит в фильм средневековые образы, столь любимые жанром фэнтези.

Архетипический сюжет инициации, наличествующий у Кэрролла, присутствует и в бёртоновском варианте, причем мотив испытания усиливается. В фильме появляется также типичный для фольклорной сказки мотив «переправы», связанный с путешествием в царство мертвых. Алиса перебирается во владения Красной королевы через реку по… отрубленным головам. Очевидна аналогия с распространенным сказочным сюжетом, который известен нам по русской сказке о Василисе Прекрасной, где владения Бабы-яги ограждены частоколом с людскими черепами (сходные образы есть и в сказках других европейских народов). Можно объяснить это пристрастием режиссера к изображению «страшного», и в то же время подобную акцентировку внимания на архаических образах следовало бы назвать прорывом «коллективного бессознательного», который в массовой культуре нередко сопровождается нивелировкой, стиранием личностного начала. Впрочем, проживание жизни в Стране чудес помогло бёртоновской Алисе выстроить свою судьбу в реальной жизни, ничуть не похожей на жизнь Алисы Лидделл, изображенной Кэрроллом.

Безусловно, моральный пафос, призыв к свободному выбору присутствуют в картине, однако они отходят на второй план: их снова заслоняют «спецэффекты». И это не говорит о зрительской черствости, а лишь о том, что зрелищная составляющая явилась в фильме наиболее убедительной. Тем не менее молодежная аудитория фильма тонко уловила присутствующие в фильме «бёртоновское» и «голливудское» начала, находящиеся в противоречии друг с другом. Характерен отзыв HNastya: «Герои. Вот здесь везде есть Тим. Эта его мрачноватость, и необычное видение вещей. Они есть в каждом образе, в каком-то больше, в каком-то меньше, но есть. Так что он не позволил диснеевским канонам взять вверх, и это правильно. Хотя я бы хотела еще чуточку больше Бёртона в сюжете» (6).

Еще один пользователь – schwelle, разочарован бессодержательностью сюжета: «Сделано все также привлекательно и красиво, глаз радует, смотреть приятно и легко. А вот о насыщенности творения говорить не приходится, весь ареал занимает картинка, переигрывая на голову сценарий и игру актёров. Не думаю, что здесь нужна пресловутая правда жизни и смысловая нагрузка, однако стоит постараться, чтобы внешнее обаяние снабдить абсолютной пустозвонностью происходящего» (7). Схематичный сюжет отмечает Isabelle de Merteuil: «В книге совершенно особенная атмосфера, ощущение сюра… Непоследовательность, нелогичность, нелинейность поступков персонажей ее неотъемлемая черта. У Бёртона же все максимально упрощено. Из такой удивительной книги каким-то загадочным образом получилось нечто примитивное и банальное, насильно навязанный экшен смотрится глупо, да и драйва отнюдь не добавляет — наоборот от всего этого мельтешения клонит в сон» (8).

«Чудеса» экранные оказались не сопровождены иным чудом – совпадения разных планов: сюжета, эмоционального строя, картинки. Одних внешних эффектов для рождения культового произведения оказалось недостаточно.

Лед и пламя

Последний всплеск популярности фэнтези связан с серией романов «Песнь льда и пламени» Джорджа Мартина, созданным на его основе телесериалом «Игра престолов» и одноименной компьютерной игрой. Многие критики и исследователи неоднократно предрекали близкую смерть фэнтези, однако каждое пророчество оказывалось неудачным. Мало того, «Игра престолов» во всех своих вариантах, похоже, укрепила позиции фэнтези. Причины феноменального успеха творения Мартина и всех произведений, созданных на основе этого сюжета, неоднократно пытались объяснить публицисты и киноведы. Разумеется, писатель талантлив, а созданный им мир убедителен и обладает своеобразным, хотя и жутковатым, очарованием. И все же – почему именно «Песнь льда и пламени»?

Принципиальное отличие эпопеи Мартина от трудов Толкина заключается в отсутствии моральной рефлексии, обилии насилия и эротики. Фантазия автора кажется безграничной, но это мрачная фантазия. Антураж, как и у Толкина, заимствован из Средних веков. Если сравнивать «Песнь льда и пламени» с «Властелином колец», то героев Мартина в гораздо меньшей степени беспокоят моральные установки, а в большей – необходимость выжить и победить. Казни, убийства, лютоволки и трехглазые вороны встречаются в этом мире очень часто. Здесь нет четкого разделения персонажей на добрых и злых, так что читатель и зритель порой обескуражен и не знает, кому отдать свои симпатии. В этом мире все безжалостны, и, знакомясь с ним, вспоминаешь книгу Д. Хапаевой «Готическое общество». Анализируя тексты современного фэнтези, она отмечает, что в них очень часто присутствует «полная симметрия добра и зла, их конечная неразличимость» [7, с. 118].

Сюжеты современного фэнтези нередко напоминают волшебную сказку в ее архаическом варианте. Но дело в том, что архаическая сказка еще не приобрела представлений о злом и добром, а современное фэнтези успело их растерять. Среди отзывов на сериал «Игра престолов» преобладают положительные, хотя зрители и отмечают, что жестокость некоторых сцен вызывает у них отвращение. Так, пользователь kaliouga пишет: «Однако смотреть этот сериал людям несовершеннолетним и, тем более, детям с неокрепшей психикой, на мой взгляд, точно нельзя. Секс, не всегда традиционный, и кровопролитные битвы, в высшей степени жестокие и изощренные, чередуются между собой. А способов убийства тут показано столько, что я сбилась со счета, наверное, к середине первого сезона» (9). Тем не менее популярность «Игры престолов» сейчас не меньше, чем у фильмов по Толкину – который, кстати говоря, по сравнению с Мартином кажется наивной и безгрешной классикой. Пользователь VIKONDRA пишет: «Если во времена своего детства я была без ума от “Властелина колец”, то сейчас это, конечно, кажется мне детским лепетом на лужайке. А вот “Игра престолов” – это, конечно, фэнтези для взрослых. Причем еще и не для слабонервных, от некоторых сцен к горлу подкатывает неприятный комок» (10).

Зритель, выступающий под именем da_vin4i, отмечает, что сериал не предназначен для женской аудитории – «уж слишком он для них пошлый и жестокий», да и мужчинам иногда бывает неприятно. «Некоторые моменты достаточно кровавые и тяжелые, иногда даже скручивает (допустим, моменты, когда кому-нибудь отрезают ногу и скрежет метала по кости от пилы слышно в динамиках или когда пытают человека и засовывают ему под ногти шило)» (11), – рассказывает зритель. Вызывает удивление, что это обилие насилия все же не отталкивает зрителя от сериала, что люди все же упорно возвращаются к тому, от чего их «скручивает». Milena12s считает, что среди прочей жестокости особенно выделяются сцены насилия по отношению к женщинам: «Если закрыть глаза на то, что сценаристы явно получают удовольствие от унижения женщин, то смотреть можно. И даже через некоторое время втягиваешься и увлекаешься...» (12)

Слова «втягивает», «затягивает» являются наиболее часто употребляемыми в положительных отзывах на сериал. Зритель Meg: «Атмосфера фильма затягивает, и ты словно живешь в другом мире» (13). Юные пользователи в восторге: «Все написано и снято невероятно круто! Очень сильно привязывает к себе и затягивает!» (14) Неудивительно, что «Игра престолов» вытесняет в сознании современной молодежи «детских» Толкина и Роулинг.

Драконьи чары

Какое же место занимает фэнтези в картине мира современной молодежи? Чтобы дать ответы на этот вопрос, во-первых, необходимо назвать хотя бы некоторые причины «живучести» жанра, объяснить его устойчивые позиции в шкале предпочтений молодых зрителей и читателей. Во-вторых, особого внимания и пояснения заслуживают изменения, происходящие внутри жанра.

Разумеется, очевидна компенсаторная функция фэнтези. Романы и фильмы, описывающие чудеса и битвы в вымышленных мирах, позволяют современному человеку внести разнообразие в монотонную жизнь, испытать сильные эмоции. Путешествовать, не покидая кресла или дивана, – что может быть привлекательнее, тем более – путешествовать по иным мирам, разнообразие которых бесконечно? Фэнтези снимает все ограничения, налагаемые цивилизацией, – в сказочных мирах возможно все. Это жанр, который предлагает нам бегство из плена обыденности.

Однако немаловажно и то, что авторы фэнтези предлагают нам совершить путешествие не только в пространстве, но и во времени. Описываемый ими мир более всего похож на европейское Средневековье – и даже вымышленные существа чаще всего позаимствованы из фантазий средневековых авторов. Причем чаще всего нам предлагают совершить экскурс не в позднее Средневековье с его куртуазностью, а в раннее, варварское. Фэнтези, безусловно, необходимо для того, чтобы убежать от действительности, скрасив офисные будни. Однако это еще и грозный вестник архаизации сознания. Власть, верность, предательство представлены здесь в очищенном виде: архаичный мир, где все эмоции обнажены, выявляет базовые ценности, отношения между людьми. Этот мир подходит для объяснения определенных социальных ситуаций и моральных ситуаций с помощью архаических моделей.

Не стоит упускать из виду изменения, происходящие внутри самого жанра. Весьма характерно смещение симпатий аудитории от Толкина к Мартину. Борьба добра и зла, которую мы наблюдаем у Толкина (и у его последовательницы Роулинг), в цикле романов Мартина превращается в борьбу двух равноценных «правд», то есть двух сторон, каждая из которых стоит другой. Христианская картина мира, присущая Толкину и Роулинг, подспудно присутствующая в их книгах, сменяется причудливой языческо-магической смесью. В этом нет ничего удивительного, считает исследователь кино Дмитрий Комм: «В ситуации современного мультикультурализма – сосуществования различных, часто исключающих одна другую религиозных практик и мифологических систем, каждая из них лишается претензий на универсальность, превращается в одну из многих “пропаганд”, борющихся за выживание» [2, с. 194].

Думается, что мультикультурализм здесь не так уж виноват: просто на замену эпохе Просвещения и категорическому императиву И. Канта пришли другие, архаические представления о сверхъестественном. Для все большего числа людей основой религии становится магия: представления о том, что с любой сверхъестественной силой можно договориться, если произнести определенные слова (заклинания) и совершить определенные ритуалы. По мнению Д. Комма, фильм ужасов спускается «на древнейшую, примитивную ступень представлений о сверхъестественном, заставляет обратиться к архетипическим их формам» [2, с. 194]. То же самое – если не в большей степени – относится к современному фэнтези. Герои «существуют в дорелигиозном, архаическом пространстве, очищенном от всяких культурных напластований, где каждый сам себе шаман и каждый выстраивает “дипломатические отношения” со сверхъестественным по собственному разумению» [2, с. 195]. Таким образом, происходит определенное смещение от религиозной этики к ситуативной, «магической». Необходимо совершить не морально обусловленные действия, а «правильные», то есть гарантированно обеспечивающие достижение цели. Как в магии: определенные слова или действия обладают волшебной силой.

В романтических и неоромантических произведениях божественное, а иногда и просто человеческое боролось с инфернальным. В современном фэнтези верх и низ перепутались так же, как добро и зло, как правда и ложь. «Современное кино не любит заглядывать в бездны – это некомфортно, да и опасно», – пишет Д. Комм [2, с. 207]. Однако ситуация меняется с каждым годом. И буквально за последние несколько лет «заглядывание в бездну» стало весьма распространенным занятием. Образы тотальной войны выплеснулись со страниц и экранов в действительность.

Историк и социолог Дина Хапаева, размышляя о возрождении архаических моделей в современном мире, предлагает выражение «готическая мораль». По ее мнению, обращение к сюжетам, где представлено иррациональное, предполагает не только особую эстетику, но и особый набор моральных представлений. Среди виновников торжества «готической морали» в современном мире Д. Хапаева называет и Д. Толкина. В ее интерпретации, любовь Толкина к «дракону» – суть любовь к архаике и иррациональному, но заигрывать с этими силами опасно, а потому «“дракон” эстетики Толкина помимо воли своего создателя совершает переворот и в нравственной сфере» [7, с. 114]. Фэнтези, рожденное Толкином, восславило «величие дракона», и архаический дракон повел собственное наступление на цивилизацию.

Толкин создал новую эстетику, которая разрушила эстетику Нового времени. Разумеется, обращение фашистов к мифологии и архаике имело совершенно иную природу, чем обращение Толкина. И все же… Архаическая эстетика независимо от нашей воли связана с культом силы и войны, культом патриархального мира, где все построено не только на авторитете старшего, но и на праве сильного.

Любовь к фэнтези, по мнению Хапаевой, – это симптом, и весьма настораживающий. Кризис рационализма и антропоцентризма, по мнению исследовательницы, очевиден. Важными чертами современной культурной ситуации она называет «глубокий культурный пессимизм, разочарование в ценностях цивилизации» [7, с. 121]. Если говорить об отношении к фэнтези молодежи и людей среднего возраста, следует признать: для старшего поколения большее значение имеют художественные достоинства текста, многогранный смысл, вложенный в него авторами, тогда как для младших важнее развлекательная сторона, богатство визуальной информации и способность текста обладать суггестивным воздействием. Если говорить об отечественной культуре, то для старших поколений фантастика открывала возможности «эзопова языка», то есть возможность иносказательно выразить свое, тогда как для младших она явилась возможностью узнать «чужое», то есть ранее незнакомые пласты культуры – и, возможно, также превратить их в «свои».

Еще поклонники Толкина увлекались ролевыми играми. Впоследствии в орбиту игр – компьютерных, полевых, павильонных – были вовлечены очень широкие круги молодых людей. Движение «ролевиков» достаточно сильно. Сюжеты фэнтези легли в основу большей части игр. «Детские» забавы взрослых людей, безусловно, достойны изучения, а в их популярности можно увидеть еще один тревожный симптом. В игре всегда действует ситуативная этика: свои правы не потому, что правы, а потому, что свои. Участники игр с удовольствием принимают на себя роль «плохих» и даже разнообразной «нежити»: это, в самом деле, куда интереснее, чем играть положительных персонажей.

Подведем итоги: анализ текстов членов молодежных сообществ и отзывов интернет-пользователей на сайтах позволяет нам сказать, что популярность фэнтези сегодня основана на эскапистских настроениях молодежи, стремлении к разнообразию визуальной информации. В то же время устойчивые характеристики мира, изображенного в романах и фильмах жанра «фэнтези», – мира, находящегося в состоянии вечной войны, – не могут не оказывать влияние на систему взглядов читателей и зрителей фэнтези. Виноваты ли авторы книг и фильмов в том, что прививают жестокость подрастающим поколениям? Вряд ли. Они, скорее, проявляют чуткость барометра, свидетельствующего о том, что в фантазии людей живут суровые и недобрые средневековые миры, в которых нет места жалости и сантиментам… И что людям нравится совершать туда путешествия из своей комфортной повседневности, чтобы ощутить пьянящий вкус войны…

Деление мира на своих и чужих, восприятие себя в первую очередь как члена родоплеменного сообщества, клана или стаи – это, скорее, явления, сопутствующие популярности фэнтези, чем ее последствия. Тем не менее пристрастие молодежи к фэнтези – это своего рода знак, который должен заставить нас задуматься. Старая эпоха Просвещения умерла. Не стоит ли думать о новом Просвещении, которое следует противопоставить новому Средневековью и тем более новому варварству?

Примечания

  1. Тилис. Три источника и три составные части российского толкиенизма. URL: http://eressea.ru/tavern7/003-0025.shtml.
  2. URL: http://www.kinopoisk.ru/film/328/.
  3. Там же.
  4. Там же.
  5. URL: http://gidonlinekino.com/2011/01/garri-potter-i-dary-smerti-chast-1/.
  6. URL: http://www.kinopoisk.ru/film/405609/ord/rating/status/neutral/perpage/10/page/6/.
  7. Там же.
  8. Там же.
  9. URL: http://otzovik.com/reviews/serial_igra_prestolov_2011/.
  10. Там же.
  11. Там же.
  12. Там же.
  13. URL: http://gidonlinekino.com/2011/05/igra-prestolov/.
  14. Там же.

Список литературы

  1. Баркова А.Л. Толкинисты: пятнадцать лет развития субкультуры // Молодежные субкультуры Москвы / сост. Д.В. Громов, отв. ред. М.Ю. Мартынова. М., 2009.
  2. Комм Д. Формулы страха. Введение в историю и теорию фильма ужасов. СПб., 2012.
  3. Кураев А. «Гарри Поттер» в церкви: между анафемой и улыбкой // Бэггет Д., Клейн Ш.Э. Философия Гарри Поттера: Если бы Аристотель учился в Хогвартсе. СПб., 2005.
  4. Левикова С.И. Неформальная молодежная субкультура : монография. М., 2010.
  5. Муравьев В. Предыстория // Толкин Д.Р.Р. Властелин колец. М., 2008.
  6. Сапковский А. Вареник, или Нет золота в Серых горах // Сапковский А. Нет золота в Серых горах. М., 2002.
  7. Хапаева Д. Готическое общество. Морфология кошмара. М., 2008.
  8. Честертон Г.К. По обе стороны зеркала // Кэрролл Л. Приключения Алисы в Стране чудес. Сквозь зеркало и что там увидела Алиса, или Алиса в Зазеркалье / пер. Н.М. Демуровой. М., 1978.
  9. Щепанская Т.Б. Традиции городских субкультур // Современный городской фольклор. М., 2003.